За правое дело

Едучий, построжавший взгляд сквозь поблескивающие круги стекол снова жег, приводя в трепет Дениса. Неужели опять озлится и замолчит на неделю? Но Зотов так же неожиданно подобрел, как и надулся.

— Чудно. А думал ты: вот, дескать, сволочной старикашка. Учить не желает, работы не дает, от себя гонит — думал?

— Думал, — покраснел Денис, чувствуя, как пол медленно раскачивается под его слабеющими ногами.

— Пожалуюсь, дескать, на него Басову, пущай он ему, сычу, мозги вкрутит. Или другому кому учиться отдаст. Думал?

— Думал.

— Чудно, — окончательно подобрел Зотов, не замечая, что ученик его едва держится на ногах. Трубка в жилистых руках старика окончательно погасла. — А ведь я о тебе, парень, тоже несладко думал. Подождет, думаю, походит да и уйдет подобру. Ну и родитель твой — яблочко от яблоньки недалече падает, так ведь? Не брал я учеников, одним словом.

— Он добрый, он за людей старался, — обиженно вступился за отца Денис. — А что люди обманывали его, так то были плохие люди…

— Оно верно, старался, — спокойно перебил Зотов. — Ты не серчай, если я про твоего родителя без почтенья. Только кому такое старанье нужно?.. Ладно, шабашить надо. Что-то у меня поясницу нынче ломит. Приберись-ка у станка. Да маслицем промажь все как следует. Видал, как я мазал? Чудно! — неожиданно и не к месту заключил Зотов.

8

С каждым днем в отношениях между Зотовым и его учеником утверждалась теплая перемена, и Денис в благодарность мастеру юлой вертелся возле станка, убирал его, надраивал до блеска, ветром носился по цеху и в склад за чертежами, поковками и железом, а дома взахлеб от радости рассказывал матери и ребятам о чудодейственном станке, о том, как он, Денис, делал первые пробы и все, что ни давал мастер, делал так хорошо, что даже похвалил Зотов! И хотя заработок был чуточку больше прежнего, Степанида, довольная за успехи и радость сына, слушая его очередной рассказ, лучилась несказанным и нежным светом.

В один из дней Зотов принес и дал почитать Денису книжку «Искусство токаря», которой, как он предупредил Дениса, цена что золоту и другой такой в городе нет. В следующий раз принес еще книжку со многими схемами, чертежами об устройстве токарных станков, и в том числе карусельных. Потом еще: «Чертежное дело»… Денис каждый раз благодарил Зотова, обещал беречь книги пуще глаза, а вечерами до ночи зачитывался ими, забывал еду и сон, все больше удивляя Зотова своей жаждой знаний и способностью быстро схватывать главное в токарной науке.

Иногда Денис вставал в тупик: почему в книге советуется не так, как делает Зотов? Случилось это и со скоростью обработки. В «Искусстве токаря» говорилось об одних режимах резания, глубине стружки и подаче резца за оборот изделия, о том, что превышение их грозит поломкой резцов или преждевременным износом, а Зотов берет режимы в два, в три раза большими, а резцы не ломаются, де тупятся.

Денис долго не решался спросить мастера — Зотов не любил излишнего любопытства, — но однажды, воспользовавшись его особенно добродушным настроением, не удержался:

— Дядя Федя, а почему у вас режимы другие? «Искусство токаря» другие велит…

— Чудно, — улыбнулся себе в усы Зотов. — Велеть — одно, делать — стало быть, другое.

— Значит, эта книга старая?

— Может, и старая, а иной нет. Другие-то по какой точат, по старой или по новой какой?

— По этой. Еще и меньше берут, а все равно резцы не стоят…

— Видишь? Значит, не старая моя книга. А я ее новей, верно? — И даже потешно подмигнул глазом.

Денис не решился больше донимать токаря и уже занялся было своим делом, но Зотов сам подозвал его. Выбил о деталь трубку, протер, сунул ее в карман и, подняв на лоб колеса очков, плутовато уставился на Дениса.