За правое дело

И, только уже прощаясь, притянул к себе ожидавшего своей очереди старшака и, может, впервые за много лет трижды расцеловал его, сказал с нежностью:

— Прощевай, сынок. Почитай мать, не в пример меня, а со всем уважением. Один ты ей таперича помога и надежа одна, понял ли?

— Понял, тять, — отвечал растроганный отцовской лаской Денис.

Отец одобрительно мотнул головой.

— А понял, так ладно. Живой буду, сам с тебя за мать спрошу. Убьют — совесть спросит, — наставительна заключил он.

Уже проводив отца и выйдя на привокзальную площадь, Денис увидел стоящего в стороне длинного рыжего Власа, пристально смотревшего в его сторону. Денис невольно оглянулся на мать, тоже заметившую Власа. Видел, как побледнело ее лицо, дрогнули большие, все еще прекрасные глаза. И снова недоуменно глянул на Власа. Но тот, отворотясь, уже медленно уходил от них — узкоплечий, прямой, как жердь…

Весь день Степанида была как помешанная. Тенью бродила по закути, бралась то за одно дело, то за другое — все валилось из рук. То вдруг садилась за стол и тупо, не двигаясь, вглядывалась в одну точку, бормоча какие-то несвязные слова, кого-то обвиняя и проклиная, и Денис даже стал побаиваться за мать. Пробовал приласкать ее, успокоить, заговаривал с ней об Анке и Клашке, тоже со страхом глядевших на мать, — все напрасно.

Мать или молчала и скупо отвечала Денису на его ласки, или начинала тихо и безудержно плакать.

К полудню неожиданно явился Илья. Глыбой ввалился в закуть, сел, раздавив под собой хрупкую лавку.

Прежде, когда редким гостем являлся дядя Илья, отец да и все домочадцы радовались ему, как родному. На столе немедленно появлялись лучшие лугановские припасы, Денис или проворный Никитка тайком от гостя отсылался за «четком» и сушеной воблой, а в лучшие времена — за сыром и колбасой, а девчонки наперебой лезли к богатырю на руки и, конечно, получали гостинцы. Теперь же никто даже не сдвинулся с места.

— Как же это? — забасил гость после долгого, томительного молчания. — Хоть бы сказал что… Как же это?

И, не дождавшись ответа, сердито ворчнул:

— Вот дурень, этакую семьищу кинуть! Что мы, нелюди, что ли? Кто ему старое поминал? Кто поминал, спрашиваю!..

Степанида, не зная, что ответить на это, испуганно смотрела в большое, обрамленное русой бородкой лицо богатыря, и в глазах ее снова копились слезы.

— Пойду я, работа срочная, — поднялся, едва не достав головой потолка, старый кузнец. — Ты, Дениска, завтра ко мне в кузню зайди, дело у меня тебе есть. А покуда вот вам от товарищей наших…

Он положил на стол толстую пачку ассигнаций и, натянув картуз, шагнул ж двери. Степанида опомнилась, догнала, поймала его за руку.

— Спасибо, батюшка, спасибо, родной!..

— Что ты, что ты! — испугался Илья, пятясь к двери. — Ты эту старинку брось!.. Ты это что выдумала!.. — И вывалился в коридор, хлопнул за собой дверью.

6

Денис долго терялся в догадках: что за дело нашел ему дядя Илья? Уж не думает ли он взять его, Дениса, к себе в подручные, как это сделал он когда-то с отцом? Вот было бы здорово! И тогда прощай надоевшие заклепы и железные горны — Денис давно вырос из этой детской должности подавальщика, — а в кузне он будет стараться так, чтобы стать настоящим молотобойцем и зарабатывать не меньше отца. А может, дядя Илья хочет что-то сказать ему об отце, почему тот уехал на фронт? И не сказал об этом матери потому, что не хотел расстроить ее?.. Почему дядя Илья не сказал о своем деле ему, Денису, при матери?..

Какова же была радость Дениса, когда кузнец, как-то странно оглядев его с ног до головы, будто видел впервые, предложил ему пойти в ученики к Зотову, самому лучшему токарю, о котором в затоне говорили как о чудодейственном мастере, чуть ли не дружащем с самим чертом. И станок Зотова — огромный, до потолка, отливающий черным лаком, со множеством рукояток, колесиков, винтов и валиков, всегда казался Денису гигантским магическим существом, перемалывающим своим стальным зубом любые детали, чего не мог сделать ни один другой станок в цехе. И назывался он почему-то не просто токарным, как все, а «карусельным», хотя ничего похожего у этого станка с базарной каруселью не было; разве что кроме одного огромного вращающегося железного круга.

Денис даже не поверил в свое счастье и в ответ только глупо улыбнулся дяде Илье, совершенно забыв о второй стороне своего «счастья»: о Зотове в затоне говорили как о большом скряге и злом нелюдиме. Может, из зависти?

— Не хочешь разве? — по-своему истолковал молчание Дениса кузнец. — Зря, выходит, мы с Зотовым толковали?

— Хочу! Очень хочу, дядя Илья! — испугался Денис, рассмешив слушавших их кузнецов и молотобойцев.

— Ну тогда ладно, — улыбнулся тот. — Но гляди, мастер твой будет трудный. Сдюжишь — добрым токарем будешь, не сдюжишь — вини себя. Пошли!