За пределами эмпатии. Терапия контакта-в-отношениях

Терапевт: Мы только что обсуждали самую важную тему: Элис и чувства Элис. И качество вашей жизни, Элис.

Лорейн (как Элис): Сейчас у меня хорошая жизнь.

Терапевт: И как вас не понимали. Это кое-что из того, что раздражает вас в вашей семье, не так ли? Держу пари, никто по-настоящему вас не понимает.

Лорейн (как Элис): Никто не знает о том, что я помню.

Терапевт: И контраст между вашей теперешней реальностью и вашими воспоминаниями, должно быть, огромен.

Лорейн (как Элис): Каждую ночь я благодарю Бога за мою кровать.

Терапевт: Но в то же время вы наверняка продолжаете сердиться из-за того, как вам было плохо в детстве. Вы никогда не позволяете себе об этом забыть.

Когда исследование затрагивает семью Элис, Лорейн/Элис защищается; когда оно касается ее собственных переживаний, она в состоянии ответить. В то же время эти два аспекта тесно взаимосвязаны; они являются двумя сторонами одной монеты. Она как будто должна удерживать их порознь, чтобы оставаться собранной. Но удерживание их порознь мешает ей быть по-настоящему «собранной» и по-настоящему целостной. Терапевт продолжает исследование, следуя за каждой новой нитью, которая появляется.

Лорейн (как Элис): Я не могу это забыть.

Терапевт: Расскажите мне об этом опыте, Элис.

Лорейн (как Элис): Я не могу это отпустить.

У любого поведения есть какая-то функция. Если Лорейн/Элис вынуждена держаться за свой гнев, у этого есть причина: исследование функции этого поведения поможет ей обнаружить новые варианты и альтернативные способы удовлетворения этой потребности.

Терапевт: Ведь что произойдет, если вы освободитесь от своего тайного гнева на своих пьющих родителей? Что произойдет с вами? Я верю вам. Я верю, что вам было необходимо держаться за это.

Лорейн (как Элис): Просто... (беспомощный жест) Я буду просто ничем.

Терапевт: И чтобы не быть ничем...

Лорейн (как Элис): О, я чувствую, что как будто парю.

Чувство «парения» может быть сигналом о том, что Лорейн/Элис начинает диссоциировать, что является последней защитой от невыносимой боли или тревоги. Ее гнев действительно был средством выживания; даже фантазия о том, чтобы отказаться от него, уводит ее в сферу небытия. Ей необходимо вернуться, заземлиться и вновь ощутить защиту терапевтических отношений. Следующее приглашение терапевта, хотя сперва и вызывает у нее замешательство, возвращает ее обратно.

Терапевт: Давайте вернемся к тому, на что вы гневаетесь.

Лорейн (как Элис): Гневаюсь?

Терапевт: Чтобы вы не уплывали. Расскажите мне. Какая мысль только что пришла вам в голову, прямо сейчас, Элис?

Лорейн (как Элис): Как он со мной обходился...

Терапевт: И вы бы хотели ударить его кулаком прямо в лицо? Чтобы он больше не мог прикладываться к выпивке? Вы сказали, что хотели бы стукнуть кулаком, и почему-то я чувствую, что вы хотели бы стукнуть его кулаком прямо по рту, чтобы он больше не пил. Представьте себя, когда вы были молодой женщиной. В то время, когда вы впервые захотели покончить с собой, или еще раньше, когда вы были подростком. Что бы произошло, если бы вы выбили бутылку из его рук?