За пределами ведомых нам полей

«– Я к ней привык, – мрачно ответил Мануэль, – и полагаю, что, если ее вновь у меня заберут, я вновь попытаюсь ее вернуть… Как-то проживаю каждый день, ни разу внимательно не прислушавшись к нескончаемому потоку ее речей. Но я часто гадаю – и уверен, гадают все мужья, – зачем Небеса создали существо настолько скучное, безумно тупое и упрямое. А когда я задумываюсь о том, что остаток жизни это существо будет постоянно рядом со мной, то обычно выхожу и кого-нибудь убиваю. Потом возвращаюсь, поскольку она знает, какие горячие бутерброды мне нравятся».

Из чего следует, что величайшим благом и необходимым условием жизни являются иллюзии, создаваемые людьми, даже теми, кто в них не верит. Юрген, побывав герцогом, принцем, королем, императором, папой и Господом Богом, так и не обрел того, к чему стремился, – любви и веры. Но когда Великий Бог Пан показал ему подлинный лик Вселенной, даже Юрген отказался принять то, что увидел: бессмысленное и бесцельное мироздание, в котором человек ничтожен. «Да, ты можешь меня убить, если хочешь, но не в твоих силах заставить меня поверить, что нигде нет справедливости и что я неважен… – сказал Юрген, дрожа и задыхаясь, с плотно закрытыми глазами, но даже при этом полный решимости. – Конечно, ты, возможно, прав. И, несомненно, я не могу зайти так далеко и сказать обратное: но все же, в то же самое время…»

В конечном счете все сводится к интерпретации того, что нам «дано в ощущениях»: «Оптимист заявляет, что мы живем в лучшем из возможных миров, а пессимист боится, что это правда» – такова самая знаменитая фраза, написанная Кэбеллом. На стремлении к возвышающему обману основан и культ Мануэля, распространившийся после смерти графа; на нем основаны жизнь общества и индивида – и уж конечно без него невозможна любовь. «…В этом саду не встретишь никого, кроме воображаемых существ, – сообщает Юргену кентавр. – Здесь живут и все женщины, которых когда-либо любил мужчина – по весьма очевидным причинам». Следовательно, любовь недоступна Кощею: он «денно и нощно созерцает все таким, какое оно есть. Как же Кощей может что-либо любить?»

Величайшим достижением человечества оказываются романтические повести (romances), ибо поэзия – это «бунт человека против того, чем он является»; и даже христианство –«наиболее важный роман, что оберегает нас от безумия». Ведь ни в одной другой повести, – размышляет Горвендил-Кеннастон, – Автор не принимает добровольно страдания ради благополучия своих кукол. «С эстетической точки зрения этот миф несравненен». Жизнь оказывается формой эстетического самовыражения Господа, а сам Бог – собратом-художником.

Не будем, однако, забывать, что речь идет о Боге Юргеновой бабушки, Кощеевом создании. В одной из новелл «Серебряного Жеребца» Кэбелл заходит еще дальше. Произошла ошибка, и викинг оказался в христианском раю, а паладин – в Вальгалле. Там он увлекся сотворением миров и несколько вечностей спустя обнаружил, что на бесчисленных планетах поклоняются ему, Донандру Вератюру, Творцу и Хранителю детей Своих, и воюют между собой Его именем.

«Затем, вновь понаблюдав за паразитами, кишащими в его мирах, Донандр спросил слегка испуганно:

– Разве Бог такой?

Ему ответили с любовью и уважением:

– Как Бог может быть не таким, как Ты?»