За пределами ведомых нам полей

После ряда злоключений, осознав, какой он грязный – в физическом и моральном смысле («грязь», «dirt» – одно из ключевых понятий книги), – Том исчезает. Тонет, как думают все. Он и впрямь чуть было не утопился, пытаясь очиститься; но на самом деле – он превращен феями в трехдюймовое «водяное дитя». Аллюзия на обряд крещения очевидна.

Под водой Том обретает всё, чего был лишен в прежней жизни, – заботу, учение и чистоту. Окончательную «отделку» он получает – где же еще! – на сказочном западном острове, острове святого Брендана, «старый Платон называл его Атлантидой». Но никогда кельтские сказания не знали таких фей (каких именно, скажу чуть ниже). В Атлантиде Том встречает девочку Элли (утонувшую по небрежности учителя) и проходит последнее испытание – разыскивает своего бывшего хозяина «на том краю Нигде» и обращает его к добродетели.

Всё это было бы довольно скучно, если бы не замечательный повествовательный талант Кингсли и, как я уже говорил, ирония. «Что ж, мой маленький друг, чему нас учит эта притча? Примерно тридцати семи – тридцати девяти вещам, точно не скажу…» – так начинается послесловие к сказке.

То, что в «Сильвии и Бруно» выглядело несочетаемым, в «Водяных детях» совершенно естественно дополняет друг друга: волшебство и научное знание. Кингсли был заядлым натуралистом и изобразил подводных обитателей не условными «зверюшками», а самыми настоящими представителями своего вида.

«…И старый кит зевнул так широко (а был он очень велик), что в его пасть заплыли 943 морские моли, 13846 медуз размером не больше булавочной головки, сальпа длиной в девять ярдов и сорок три маленьких краба, которые ущипнули друг друга на прощание, поджали ножки и приготовились умереть достойно, как Юлий Цезарь».

Похоже на Киплинга, не так ли? А сходство глубже, чем может показаться: Кингсли жонглирует словами, вставляет латинские фразы, звучные имена, ничего не говорящие детям («Профессор Гексли… Профессор Фарадей»), и рассуждения, которые не могут и не должны быть понятны маленьким читателям. Это книга «на вырост» – не «для всех возрастов», как «Алиса», но именно «на вырост». Звучание и ритм иногда важнее смысла – а там и смысл понемногу станет яснее.

Не моргнув глазом, Кингсли доказывает возможность существования фей: разве не говорили ученые, что драконов не бывает? а недавно сами их открыли, только со стыда называют Птеродактилями… (Читатель заодно узнаёт слово «окаменелости».) А ведь можно «доказать» и то, что слоны – совершенно невозможные животные (доказательство прилагается)!

Нет, Кингсли не верит в фей, но свято исповедует веру в неисчерпаемость природы. Для читателя наука оказывается другой стороной волшебства, для автора волшебство – оборотная сторона науки.

На фоне этого интеллектуального и словесного фейерверка анахронизмом  кажутся две феи, надзирающие за Томом. А зовут их – Дапоступятстобойкактысдругими и Поступайтаккактыхочешьчтобыстобойпоступали (в оригинале, конечно, не столь тяжеловесно: Bedonebyasyoudid & Doasyouwouldbedoneby). Вторая – добра и ласкова, первая – строга и ходит с розгой под мышкой, а в финале обе, конечно же, оказываются ипостасями Матушки Заботы. Любопытно, что Матушка, помимо прочего, еще и воплощение Эволюции, которая «круглый год превращает одних живых тварей в другие», и люди тут не исключение.

Нравоучительные феи – даже для тех времен не новый образ, а нынешнего читателя и раздражающий. Но дело в том, что за буйной игрой в «водяных детей» стоит продуманная и сложная система, которая должна быть внушена читателю – и более того: которая должна изменить читателя, сделать из него, как из Тома, «нового человека». Вот почему нужна мисс Дапоступят […], которая раз в неделю наказывает нехороших детей (нестрого) и очень дурных взрослых (куда как строже). А в числе наказуемых взрослых неожиданно оказываются… врачи! К чему пичкать детей лекарствами? И так выздоровеют!