Так и обнаруживается, что прогрессивный человек Чарльз Кингсли испытывал к науке как таковой не меньшее недоверие, чем тургеневский Базаров. Идеи «мускулистого христианства» (добро должно быть с кулаками?) предполагали, что человек должен полагаться на собственные силы и не верить абстракциям. Остров, на котором поклоняются идолу Экзамену и вечно повторяют: «Уже идет экзаменатор, а я не готов!»; где целыми днями заучивают ответы на вопросы «Каково расстояние между альфой Лиры и бетой Жирафа?» и «Каковы точные координаты города Обьегорьевска, округ Ничейноу, штат Орегон, США?», – такой остров, несомненно, является карикатурой на формальную систему обучения. (По университетским нравам не преминул пройтись и Кэрролл в «Сильвии и Бруно».) Но Кингсли этим не ограничивается: ему враждебно любое абстрактное знание, не имеющее практического применения. Недаром учитель Элли стал причиной ее гибели и отказался признавать реальность водяных детей, даже поймав Тома. Недаром, пересказывая миф о двух братьях, стороннике прогресса Прометее и осмотрительном Эпиметее, – автор решительно отдает предпочтение второму. Но еще хуже ученых проклятые паписты: Кингсли, разумеется, презирал католиков. Монахи и папы римские включены в перечень напастей, вылетевших из ящика Пандоры, в одном ряду с войнами и пораженцами, идолами и корью, демагогами и шарлатанами, «и хуже всего – Плохими Мальчиками и Девочками».
Л. Скуратовская, на чьи работы по истории детской литературы я не раз ссылался, реконструировала образ идеального читателя «водяных детей». Это настоящий англичанин, будущий строитель империи, «бульдог, который никогда не признает своего поражения», «храбрый малый, чье дело – покинуть дом и увидеть мир». Я добавлю: неудивительно, что, превратившись в человека, Том становится «очень ученым» – но в каких областях! Он умеет создавать «железные дороги, и паровозы, и электрический телеграф, и винтовки, и всё такое прочее». Воспитание завершилось.
Боюсь, что плохо пришлось бы Сильвии и Бруно в руках подводных фей.
Но, тем не менее, повторюсь, роман Кингсли и сейчас не кажется написанным только нравоучения ради, а в XIX веке – тем более. Сказочная утопия дала свои плоды: для детей поколения Киплинга она была настольным чтением.
«Водяные дети» – причудливая смесь христианской проповеди с воинствующим прагматизмом и новомодным дарвинизмом. Но одновременно с Кингсли жил писатель, чей мистицизм был не менее глубок, однако воплощался совсем в иных формах. Писатель, оказавший прямое или косвенное влияние на полтора века истории фэнтези. Почему же до сих пор одни читатели его боготворят, а другие терпеть не могут – вне зависимости от религиозных убеждений?..
Джордж Макдональд – герой следующей статьи цикла.
_____________________
10. Золотой ключ и множество дверей
Прежде чем продолжить наш путь по Неведомым Полям, оглянемся на пройденное, напомним о вехах.
Итак, авторы готических романов и в особенности романтики освободили фантазию, тем самым заложив основу современной фантастики вообще, не только фэнтези. Британия была в этом отношении впереди Европы всей и, по обыкновению, осталась ни на кого не похожей.
Фэнтези зачастую определяют как трансформацию волшебной сказки – или как преображенный миф о короле Артуре. Оба определения, какому бы мы ни отдали предпочтение, явно недостаточны, и причина этого очевидна: фэнтези возникает на пересечении нескольких жанров и традиций.
Во второй трети XIX века возрождается «артуровский цикл», пребывавший в небрежении едва ли не с шекспировских времен. О нем помнили, разумеется, но актуален он не был. Кто и как сделал мир Камелота