За пределами ведомых нам полей

Влияние Новалиса на «паломников в страну Востока», в «Эгипет» и другие волшебные страны – несомненно. Однако на современную фэнтези оказал большее и непосредственное влияние не сам Новалис, а один из его верных учеников.

Помните сказку Толкина «Лист работы Мелкина»? Ее главный герой был художником скромного таланта, но картина, которую Мелкин так и не закончил, по милости высших сил воплотилась в инобытии и для многих путников стала «лучшей дорогой в Горы».

К тому же образу прибегнул и К. С. Льюис. В аллегории «Расторжение брака» он описывает путь своего альтер эго из ада («серого города») в чистилище и предгорье рая, а спутником, путеводителем и учителем героя оказывается не Вергилий, как в «Божественной комедии», а…

«Передо мной было божество, чисто-духовное создание без возраста и порока. И в то же время я видел старика, продубленного дождем и ветром, как пастух, которого туристы считают простаком, потому что он честен, а соседи по той же самой причине считают мудрецом. Глаза у него были зоркие, словно он долго жил в пустынных, открытых местах, и я почему-то догадался, что их окружали морщины, пока бессмертие не омыло его лица.

– Меня зовут Джордж, – сообщил он. – Джордж Макдональд.

– О, Господи! – закричал я. – Значит, вы мне и скажете. Уж вы-то не обманете меня.

Сильно дрожа, я стал объяснять ему, что значит он для меня. Я пытался рассказать, как однажды зимним вечером я купил на вокзале его книгу (было мне тогда шестнадцать лет), и она сотворила со мной то, что Беатриче сотворила с мальчиком Данте – для меня началась новая жизнь. Я сбивчиво объяснял, как долго эта жизнь была только умственной, не трогала сердца, пока я не понял, наконец, что его христианство – неслучайно. Я заговорил о том, как упорно отказывался видеть, что имя его очарованию – святость…» (пер. Н. Трауберг).

Кто же он такой – Джордж Макдональд, писатель и пастырь? Как его «очарование» и «святость» связаны с современной фэнтези? Давайте разберемся.

Есть плохие книги, которые очень любят хорошие люди. Таких книг много, но перечислять их не стану – вдруг еще обидится кто.

Книги эти читаются как бы «поверх текста». Тот же Льюис признавал, что Макдональдс не великий мастер словесного искусства – но несравненный творец мифов. А миф не столь прочно связан со своим воплощением и оформлением, как, например, сонет Китса. Если, – продолжает Льюис, – вам перескажут роман Кафки, а потом вы его прочитаете, то ничего принципиально нового не узнаете: важна сама ситуация, созданная писателем, а слова начинают казаться второстепенными.

Можно спорить о том, так ли это по отношению к Кафке (или, скажем, Борхесу), но то, что подобные «мифы» существуют, несомненно. Говоря о Макдональде и Кафке, Льюис, конечно, говорил и о себе.

Впрочем, неверно было бы представлять дело так, будто Макдональда ценят только за талант мифотворца или за христианскую проповедь, которая не во всех его книгах лежит на поверхности. Нет – многие поклонники писателя (к которым не принадлежит автор этих строк) видят его величие и в том, как именно передано то сновидческое ощущение, которое пронизывает его фантастические книги, и взрослые, и детские.