За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

В 1850‐х и 1860‐х гг. государство перестало искать союзников среди степных мусульман и тем самым отступило от практики, традиционной для территории под юрисдикцией ОМДС, для Крыма и, с 1872 г., для Закавказья. В то же время эта новая линия в практике имперского управления была более созвучна новой политике на Северном Кавказе и европейским стратегиям примерно того же времени, например французской в отношении кабилов Северной Африки и британской в отношении пенджабцев в Британской Индии. Как и русские на Северном Кавказе, французы и британцы пытались (без особого успеха) укрепить светские племенные обычаи с целью вытеснения исламского права и защиты от него. Во второй половине XIX в. русские тоже были захвачены новыми европейскими идеями о несовместимости ислама с тем, что тогда считалось прогрессом и цивилизацией. Царские администраторы пришли к выводу, что опора государства на ислам рухнула с появлением новой цели степной политики – культурной ассимиляции казахов и их превращения в русскоязычных православных христиан.

Степные власти были отчасти связаны базовыми принципами веротерпимости в царском кодексе законов. Как признавали даже противники казахских мечетей и исламских школ, терпимость к исламу в степи (пусть и ограниченная) оставалась полезным инструментом влияния в соседних исламских странах, которые со временем можно было убедить подчиниться империи, пообещав защищать мусульманскую веру. Кроме того, власти по-прежнему придерживались практики поддержки ортодоксального ислама за пределами степи. Степные власти отказывали казахам в полной терпимости их ислама, поскольку их религия казалась не соответствующей нормативной дефиниции ислама, насколько ее знали эти бюрократы: кочевники не могли быть истинными мусульманами, потому что у них не было мечетей и духовенства, как у мусульман в Казани и Стамбуле.

При всех этих переменах политики официальная мысль сохраняла гибкость. Когда появились свидетельства о том, что казахи все больше преданы шариату, все чаще обращаются к бродячим муллам, и все возрастает риск беспорядков из‐за ограничений, налагаемых на мулл и исламское право, государство вернулось к импровизированной политике регулирования мусульманских институтов, хотя и посредством секретных административных инструментов. К концу XIX в. степная полиция снова стала участвовать в назначениях на должности в мечетях и школах и даже в разрешении тяжб между казахами-мусульманами[376]. Хотя эти организационные меры вернули некоторую последовательность в царскую политику в отношении ислама, они не смогли установить тесных связей государства с местными общинами, как это удалось властям в других мусульманских регионах империи. Подобные меры ослабили способность режима управлять казахами и регулировать ход колонизации в их краю. В казахских общинах, где был только один мулла, дети не могли изучать основы религии и шариат не управлял мусульманской семьей. Там государство не укоренилось глубоко, и это заложило основу для будущей нестабильности.

Глава 5 ЦИВИЛИЗОВАТЬ ТУРКЕСТАН

В середине июня 1865 г. жители оазисного города Ташкента услышали тревожные вести о приближении иностранных войск. Согласно свидетельству находившегося в городе Мухаммада Салиха, «назареяне» внезапно появились с севера, открыли огонь по городским стенам и вызвали панику у сотни тысяч жителей. Когда российские войска начали осаду, в каждом квартале города влиятельные люди – старейшины, религиозные ученые и знатные аристократы – собрались в мечетях и других общественных домах и стали решать, как ответить на неожиданное прибытие христианских войск. Салих, религиозный ученый и историк, вспоминал, что вскоре на сцене появились и российские послы. Они начали переговоры об условиях сдачи этого центра торговли и ремесла, крупнейшего города Трансоксианы.

Командующий генерал Михаил Григорьевич Черняев быстро заключил сепаратные договоры с элитами каждого квартала. Затем были заключены соглашения с религиозными учеными. Согласно этим договорам, условием подчинения города новым правителям была гарантия, что люди сохранят свою религию. Чтобы оградить мусульман Ташкента от «полной несправедливости», русские власти гарантировали, что эти новые подданные империи будут по-прежнему жить согласно шариату. Они будут платить исламские налоги, содержать благотворительные фонды и защищать бедных от притеснения. По рассказу Салиха, благодаря этим договорам переход власти в Ташкенте стал скорее результатом переговоров, нежели завоевания. Имперское правление обусловливалось поддержкой со стороны новой власти моральных запретов и прав, дарованных священным законом Бога[377].