За речкой шла война…

– Какое, к дьяволу, министерство! Нашёл, о чём сейчас думать. Не повесили б как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы – советские офицеры! – Никита поднял повыше руки. – Мы не вооружены! Не стреляй и убери собак!

– Чего ты разорался? – прошипел Хлюдов. – Он ведь всё одно, что марсианин. По-русски ни бельмеса. Его бы по-английски…

– Чего ему сказать? «Дую спик инглиш»?

– Нет, что-нибудь другое. Мол, не стреляй, заблудились, желаем виски, сигару, кофе. Вспоминай, что в школе учил!

Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… В школе про виски, сигару, кофе как-то не…

– Эй, офисер! Ходи сюда, на мой сторона! Не бойся! Моя стрелять не будет!

Ура! Абориген знает русский!

Абориген свистнул псинам, и те послушно сняли осаду, быстро убежали прочь.

– Слава, тебе, яйца! – выдохнул с облегчением Хлюдов. – Не за границей, кажись. И яйцы целы, не отрезали. Чую, мы дома! Интересно, что это за юный друг пограничников? Кто такой?

Они опасливо приблизились.

– Салам! – радостно произнес Никита.

– Салам алейкум! – изобразил счастье на лице Хлюдов.

Туркмен тоже, похоже, был в восторге:

– Салам, товарищи офисеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая человек. Почти год никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан, Абдулло.

– О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо! – обрадовался Хлюдов. – Ура! Мы спасены!

Обменялись рукопожатиями. А дальше? «Салам, товарищи офисеры!» Ну, здрасьте. Вот тебе и здрасьте! Пьяные, пропылённые, усталые и чёрт знает где находятся – товарищи офисеры. Как объяснить этому пастуху, почему сюда забрели? И действительно, далеко ли граница?! Что бы такое ему, чабану, сморозить для завязки разговора?

Но он товарищей офисеров опередил:

– Я сам год назад был солдат. Стройбат. Служил в городе Горьком. Какой хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!

– О, земляк! – заорал Хлюдов. – Я ж оттуда родом!

Никита удивился. Земляк?

– Я ж с Волги, только с верхней части!

Ну, в принципе, да, Москва-река – приток Волги.

– Меня Владимиром зовут. А этот – Никита.

– Осинь рад! Осинь! А я Абдулло! Я хотеть остаться в России, жениться, там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, а он со старшим братом прибыль и увёз. Вот загналь сюда овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад! Пойдемте, шурпой накормлю!

О, шурпой! А шашлык?

Подошли к чахлому частоколу из тонких жердин. Туркмен махнул палкой на свирепого вида собак, отогнал прочь. Невдалеке – кошара и загон для овец. Рядом – низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убогое, но всё же жилье…

– Так ты что, тут один живешь? – спросил Хлюдов Володя, оглядывая стены саманного закутка.

– Почему один? Собаки, овцы…

– Э-э, с овцой, что ли, спишь? А где ханум? – сострил Хлюдов.

– На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся.

– А сколько надо-то? Сколько ягнят?

– Если некрасивая жена – двадцать пять баранов. Если красивая – пятьдесят. А красивая и работящая – сто.

– А если умная? – ухмыльнулся Ромашкин.

– Вот за умная и грамотная платить меньше. Много работать не станет, спорить будет, умничать. Жена ведь какой должен быть: послушный, ласковый и молчаливый. Слушать, что умный муж говорит, а не свой мысль ему навязывать.

– Так ты какую ищешь? Глупую, красивую и молчаливую? – спросил Никита.

– Ай! Красота не главное. Работящий для хозяйства.

Характерно: все аборигены ставили на первое место у будущей супруги не красоту и ум, как мы, а работоспособность. Вот и Ахмедка в общаге, помнится…

Хлюдова в тепле снова развезло. Поев шурпу и плов, он с умным видом вдруг произнес:

– Будет тебе, Абдулло, бесплатная жена! Мы вот с Никитой войско собираем. Повстанцев. Записываем взбунтовавшиеся местные народы в отряды против «Белого царя». Хватит жить под игом Москвы! Пора поднимать племена под ружье. Долой «Белого царя»! Пора жить своим умом. С королевой Великобритании мы договорились, а Рейган нам обязательно оружием поможет… Тому, кто встанет в строй, бесплатная жена.

– А две можно?

– Две можно! Можно и две, но только особо отличившимся в боях за свободу. И бесплатно!

– Зачем тебе две жены? – полюбопытствовал Никита. – Прокормишь?

– Вторую жена возьму умную и красивую. Русскую. Первый жена будет работать, а второй ласкать!

– Вот и договорились! – воскликнул Хлюдов. – Записываем тебя бойцом в первую кавалерийскую сотню, «бронекопытной, дикой дивизии»! Конь есть?

– Есть конь. И шашка острая, дедовская, и ружьё хорошее есть! Патронов мало-мало! – защебетал туркмен.

– Вовка, ты что, сдурел совсем?! – ткнул Никита в бок Хлюдова. – Шутки шутками… Договоришься! Он ведь и вправду поверил!

– Вот и славно! А я, может, и не шучу! Ты, главное, мне подыгрывай!

– Да не хочу я подыгрывать!

– А придётся!

Чабан тем временем достал из шкафчика бутылку какого-то ужасного пойла, холодное мясо, лепешки.

После второго тоста за свободу уже не смущали ни шкуры, полные блох, на которых они полулежали, ни пыль в войлоке, ни осыпающаяся с потолка глина.