За решеткой

Когда я поднялся на второй уровень, он встретился со мной взглядом и подошел ближе. Черты его лица кривились в извечной ухмылке.

— Все то же самое дерьмо, Миллер. Не о чем докладывать, кроме того, что окружной судья приговорил нашего парнишку в девятнадцатой. Его перевели в А.

Я вздрогнул и пробежался взглядом по ряду камер. В девятнадцатой? Быстро покопавшись в памяти, я сообразил, что это камера Джеффа.

— Подожди, что случилось?

— Парнишка в девятнадцатой. Его поджарят. Конец. После обеда перевели в камеру смертника.

— Джеффери подписали ордер на казнь? Это ты хочешь сказать?

— Ты по-английски не понимаешь, что ли?

Я сжал кулаки и сделал вдох, чтобы не реагировать на оскорбительное поведение Эзры.

— Джеффери перевели в камеру смертника? Поясни это для меня.

— Да, — Эзра говорил медленно и проговаривал каждое слово, будто у меня проблемы со слухом или с мозгами. — Болтуна из девятнадцатой наконец-то заткнут навсегда.

— Ты засранец, ты это знаешь?

— Иди нах*й. Эти парни и подошвы моей не стоят. Они сами сделали свой выбор. Если хочешь знать мое мнение, их надо было поджарить сразу, как только судья признал их виновными.

— Иди домой, Эзра.

— С радостью.

Он протолкнулся мимо меня, пихнув в плечо, и с топотом спустился по стальной лестнице в конце коридора. Я закрыл глаза и наполнил легкие кислородом раз, другой, третий, затем вновь поднял веки и сосредоточился на своей работе.

Джеффери назначили дату казни. Джеффери перевели в отсек А, где смертники ждали казни. Его дни сочтены.

Моя голова мутилась и шла кругом от этой информации, но я прошел в конец ряда и машинально провел подсчет. У окошка Бишопа я встретился с темными глазами, смотревшими поверх книги. Сбившись с шагу, я задержался на минутку, затем кивнул в знак приветствия и ушел.

Джин встретился со мной внизу лестницы, сегодня серьезный и без улыбки.

— Слышал?

— Ага. Когда такое дерьмо случается, в воздухе всегда витает странная атмосфера, — объяснил Джин. — Иногда эти парни так долго живут здесь, что мы забываем о следующем шаге.

— Ты когда-нибудь работал в самом отсеке смертников?

— Несколько раз. Рей обычно просит добровольцев, но я сомневаюсь, что сейчас нам хватает персонала для такой роскоши. Сегодня выписали пятнадцать ордеров на казнь. Все ребята из других отсеков, кроме Джеффа. Не удивляйся, если на следующей неделе тебя поставят работать туда.

— Спасибо за предупреждение. Я еще не видел расписание.

— Рей сказал, что все будет готово перед его уходом. Проверь на обеде.

— Проверю.

Мы разошлись в разные стороны, и я без особого энтузиазма поднялся на верхний уровень. На мою грудь давило не столько сочувствие к Джеффери, сколько сама хрупкость жизни и то, как нас внезапно ткнули в это носом. Напоминание о том, что у всех у нас есть срок годности. Завтрашний день никому не гарантирован. Большинство этих ребят умрет от руки закона из-за решений, которые они приняли в прошлом, но я запросто мог попасть под машину и скончаться раньше их всех. Неожиданность смерти применялась ко всем нам.

Я задрожал и выбросил эти мрачные мысли из головы.

Из каждой камеры доносился тихий шум. Бормотание радио, шуршание, разговоры с самими собой... это было настолько нормальным в одиночных камерах, что уже не привлекало внимания. Сквозь размеренный шум я легко различил голос Бишопа. Он снова читал вслух. Я замедлил шаг, проходя мимо его двери, и прислушался.

Сегодня это была не лирическая поэзия, а строки из знакомой книги, которую я пока не мог припомнить. Я улыбнулся, наслаждаясь тем, как он изменял тон голоса, вкладывая эмоции в чтение.

Наступил отбой. Я проводил каждый почасовой пересчет и боролся с желанием задержаться у камеры Бишопа и послушать, как он читает. Я не раз говорил себе, что случившееся накануне могло привести к серьезным проблемам для меня. Нельзя допускать, чтобы такое повторилось.

К часу ночи большая часть заключенных в моем ряду спала, и установленное мною же правило испарилось.

Я держался вне поля зрения.

Нас как будто связывала невидимая нить. Когда нас окружила ночь, атмосфера изменилась, и я уже не помнил, почему так непреклонно решил держаться на расстоянии. Глубинное желание овладело моим телом, и я хотел узнать о нем больше.

Это была «Одиссея» Гомера. Вот что он читал. Мне понадобилось целых пять минут прислоняться к стене возле камеры, чтобы узнать историю. Я читал ее несколько раз много лет назад, так что книга казалась одновременно и знакомой, и нет. Эмоции, которые он вкладывал в каждое предложение, вызывали у меня желание перечитать это произведение.

— Тебе не надо прятаться от меня, босс. Я знаю, что ты там.

Я повернулся, плечом оттолкнувшись от стены и встав перед окошком, и улыбнулся, глядя в его камеру.

— Я наслаждался живой версией аудиокниги. Давно такого не слышал. Ты хорошо читаешь вслух. Мне это не удается. В школе я как можно сильнее наклонялся к парте, чтобы учитель меня не вызвал.

Бишоп закрыл книгу и встретился со мной у двери, говоря тихо.