За родом род

— Там без дела сидят! — Максим плюнул, закипятился. — А вы-ы? — Однако остыл, осутулился, поугрюмел, смекнув, что кричать на людей ни к чему. В потушенных лицах колхозников, пальцах рук, обминавших колени, и ушедшем куда-то в себя щурком взгляде было что-то отпорное, с чем людей никогда не подымешь на дело. И Максим потянул мешок на себя, посадил его на плечо и пошел с перевальцей в угор. Вырывая ноги из глины, он старался не напрягаться, чтобы оставить в себе силенок еще на такой же нелегкий подъем.

И все-таки он запыхался, вспотел и устал. «Боле не принести», — понял Зайцев. Но едва опрокинул мешок в тележку и распрямился, вскинув голову вверх, почувствовал бодрость. Она разливалась по всем его жилам, по всей крови, выгоняя из тела усталость. «Принесу!» — улыбнулся Максим.

Распустив из-под брюк рубаху, он направился под угор. И приятно смутился, увидев колхозников. Они шли, подминаемые мешками. Шли нехотя, стиснув зубы от напряжения.

— Не хватало жизнь под кулем оставить, — буркнул старческим ропотом Родин, имая подлобистым взглядом Максима — в надежде, что тот остановится и поможет. Однако, Зайцев не задержался. Не задержался и возле Сережи, который шел, согнув короткую спину так низко, что голова его опустилась почти до колен. Последним расплескивал грязь потемневший от пота Андрейчик. Мешок удобно лежал у него на плечах, но ноги, видимо, сдали и, делая выпляску, пьяно бросали шофера по сторонам. Максим поспешил. Притираясь к Андрейчику, принял мешок с плеча на плечо и, подправив его ближе к шее, тяжело и упрямо понес.

Загрузив четыре куля в тележку, мужики закурили, настроясь на разговор. И Зайцев бы с милой душой посидел среди них минут десять-пятнадцать, да надлежало ехать к Рычкову, в самую дальнюю из бригад.

5

Ветровое стекло мотоцикла сбивало в сторону встречный воздух. Не так уж быстро Максим и ехал, но ощущение скорости было приятно и заставляло его с благодарностью думать о мотоцикле. Поездил на нем он все-таки славно. Просто так. И с практической целью поездил. Для чего смастерил две тележки. Одну — чтоб возить пассажиров. Вторую — хозяйственный груз: сено, мебель из магазина, дрова, ягоды и грибы — все, что требовалось в хозяйстве. На ИЖе объезжал он подстанции и бригады.

Минуя Леденьгу стороной, по гривке старого бора, просекой ЛЭП Максим сократил дорогу едва ли не вдвое и въехал в Песок через двадцать минут.

Избы в деревне от тесно прижавшихся к ним деревьев словно бы в сумерки залегли. Заборы белели заплатками свежих прожилин. Максим проехал Песок до конца и невольно заулыбался.

На длинной лавке перед избой с дощатыми солнцами на фронтоне сидели, будто на фотоснимке, румяные бабушки в телогрейках, дедко в шапке и ватных штанах, тракторист Бажов, самый сильный мужик в сельсовете, шмыгливый и юркий Терентий Рычков, парень с девушкой на коленях и лущившие семечки молодухи, к которым приникли головками ребятишки.

— Во-о! — Зайцев резко затормозил. — Забирай, бригадир! — И сойдя с мотоцикла, поднял мешок за завязку.

— А времечка сколь? — Терентий Рычков петушком соскочил с долгой лавки, выразительно вывел руку, взглянул на часы. — Одиннадцать! — И состроил Максиму злые глаза. — Лодыря вашу пудру, эстолько ждать вас велите! Вчерась обещано — сделано седни! Да и то на мизинец! Штё нам эти четыре куля?!

— А ты знаешь, ангельский бог, что машина с вашей пшеницей застряла в логу? — спросил Максим, опрокинув за бортик последний мешок.

Терентий выкрикнул, как перекорщик:

— Знаю!

— Тогда почему своего переростка вытаскивать не послал? — Максим показал на обросшего бородой Бажова.

— Потому! — растерялся Рычков и, моргнув виновато глазами, сообразил, что выругал Зайцева зря. — Тупо скроено! — кокнул себя по затылку.

— Ладно, — снисходительно улыбнулся Зайцев и, дав мотоциклу пробежку, сделал крутой полукруг, осыпая поднявшейся пылью поредевшую лавку перед избой, на которой остались только молодки с детьми да старушки.

6

В Леденьгу Зайцев направился нижней дорогой. Перед селом подрулил к помещению, стены которого были в земле, и только крытая шифером крыша с тремя вытяжными высокими трубами строго мерцала над вспаханным полем. Пожилые колхозницы в юбках и пиджаках, заставив тележку плетюхами с крупно проросшей картошкой, подсказали, куда надо ехать.

Межой, сминая кусты засохшей малины, Максим протащился к навозным курганам, возле которых урчал «Беларусь» с ползущей следом за ним сажалкой. Максим разгрузил плетюхи и только хотел заскочить на седло, как разглядел Марашонова на сажалке.

— Ты вот чего, Симко! — крикнул ему бригадир. — Езжай покуд на обед! А после обеда опять до меня. Будешь орудовать на подвозке!

— Хорошо, — согласился Максим с кисловатой улыбкой, — но только и ты за меня постарайся.

— А что у тебя?

— Свет проведешь от подстанции к зерноскладу.

— Но я… я в твоем электре не мастачу… Уроки по электру не учил…

Максим опустился на мотоцикл:

— Жаль, а то бы я с доброй душой пособил тебе на картошке.