За родом род

Небо было завалено облаками. Лучи соломенно пыхали из-под них. С наскоку ударила в солнце двухслойная туча, и на окраину поля упала наклонная тень. Мотоцикл бежал, подминая тень колесом, но потом приотстал от нее и сталисто сверкнул, купаясь в лучах сомлелого солнца.

Выворачивая к дороге, Максим увидел пыливший от Леденьги грузовик. Кузов его был забросан мешками, а из кабины торчала рука, меланхолично покачивая ладошкой. Узнав Андрейчика, Зайцев тряхнул головой.

— Как? — спросил, едва машина остановилась.

— Сразу же после тебя, — объяснил охотно шофер. — Шапкин на тракторе прикатил. Пряхин снял его с дискованья. Разик и дернул, а крюк у старухи моей своротил, — Андрейчик погладил дверцу кабины, давая понять, что старухой он называет машину.

— Приваришь, — буркнул Максим и, занимаемый мыслью о зряшной работе, что отняла у него полдня, раздраженно и резко взял с места. «Председателя пожалел, — подумал о Пряхине, — а он заставил меня делать то, чего бы вовсе можно не делать. Всех всполошил. А и нужен-то был только трактор…»

Не сразу злость унялась в Максиме. А когда унялась, он почувствовал раскаяние. «Зря я на Пряхина. Он — мужик я те дам! Суетливый, зато расторопный. Вон как дело везде подтянул. Стараньицем взял. И терпеньицем тоже. Да и сметочка есть. За колхозников он угором угор! А мы это вроде бы как и не видим. По нам, это так и должно. Нет! Арнольдович свой! Никого уж не ошарашит. Правит колхозом, ровно конем. А конь, дело ясное, знай себе топает, тянет испомалу воз и нигде не споткнется…»

7

Максим подъехал к дому. Куртинка дикой бузины, забор с мешковиной на верхней доске, приоткрытые створы ворот и крыльцо.

На крыльце — в безрукавом, со складками платье сухая, опавшая телом Мария. Вот уж год, как Мария недомогает. А чем? И сама не поймет. «Поезжай до врачей», — предлагал не однажды Максим. Но Мария боится больницы. Так и мается.

Зайцев слез с мотоцикла, снял запудренный пылью пиджак, подошел к рукомойнику на заборе. И пока умывался, катая в ладонях скользкий обмылок, чувствовал цепкий и пристальный взгляд, с каким жена наблюдала за каждым его движением.

Года четыре назад, а может, и раньше Зайцев открыл для себя, что стало ему с Марией тоскливо. Заметив его перемену, Мария стала наряднее одеваться, и еду готовить вкусней, и улыбаться чаще, чем надо, — одним словом, во всем угождала ему, лишь бы вернуть былое внимание мужа. Это было мучительно для Максима. Он даже начал ее стесняться, как стесняются посторонних, которые знают все о тебе и в любую минуту могут об этом напомнить. Вся нажитая сном, едой и отдыхом сила тратилась им на работу, и для Марии, кроме усталого слова «потом», ничего у Максима не оставалось.

Зайдя на крыльцо, Максим Марии не улыбнулся.

Обед дожидался хозяина на столе. Максим набросился на еду. За весь обед только раз и взглянул на Марию. Да и то для того, чтоб узнать:

— За дочерью сходишь сама? Или мне?

— Задержусь, — сказала Мария, — собрание пайщиков.

— Понимаю, — Максим отодвинулся от стола. Открывая дверь в коридор, уловил краем глаза все тот же пристальный взгляд Марии, в котором читалось: «Неужели так будет всегда?»

8

День ликовал, играя на солнце шифером крыш и осколком разбитой бутылки, лежавшей в дорожной пыли как ненужная драгоценность. Ветерок шевелил низкорослые перья травы, наклонял головки желтых цветов вдоль дороги.

Работы сегодня хватало. Перевезти барабан, раскрутить с него провод, поднять на опоры и натянуть. Затем, прикрепив этот провод к штырям, заделать концы, соединяя один с трансформаторной будкой, другой со вводом в стене. Возле Максима всегда отиралась стайка ребят. И сегодня стоило только ему подвезти на тележке тяжелый каток, как ребята сбежались со всех переулков. Обычно Максим выбирал среди них одного, кто бы был позадорнее да покрепче. С ним и делал работу. И сейчас, кивнув головой Закипелову Гене, высокому, лет семнадцати парню с нахально-радостными глазами и длинными, в чалую масть крашеными вихрами, волновато лежавшими на плечах, почувствовал: дело пойдет.

Геня погладил усы, обвел взглядом ватажку ребят, глазевшую на него, как на уличного героя, улыбнулся им, словно братьям, и, взяв проволочный конец, стал его прикреплять к мотоциклу. Прикрепив, сказал:

— Разматывать, что ль?

Зайцев был занят катком: устанавливал ось, на секунду отвлекся, с опаскою думая про себя: «А вдруг этот Геня еще напортачит?» Хотел сказать было: «Нет!» Да Геня не стал дожидаться, уселся на ИЖ и, включив передачу, начал раскручивать провод, таща за собой. Расстелил от подстанции до столба, а потом еще до столба, а там до самого зерносклада, где и слез с мотоцикла, небрежно, как равному равный, махнув Максиму рукой:

— Подымать да натягивать будем?

Максим, забирая ухватом провод, чтобы закинуть его на траверс, пожал плечами, будто спросил: «Неужто сумеешь?» И Закипелов, набросив провод на блок, напряг свое тело, чуть накренясь над землей, и бойко, словно вожжи перебирая, задвигал пальцами и локтями.

Максим удивленно смотрел на Геню.