За рубежом и на Москве

Розенбург пошептался с Блюментростом, и тот, прокашлявшись, сказал:

– Излечение или паче предохранение состоится по умерении едения, во обучении и лекарстве.

– Ну, говори, какое такое будет умерение? – сказал Тишайший. – И так уж мало ем: на ночь одну овсянку, а все что-то не худею.

– Что касается умерения, долженствует быти тонкое, ужин и обед скуднейшие и не вельми нужно, хотя бы и не ужинать, – начал Блюментрост. – Не пользуют на трапезах молочные и жидкие еды. Вредит пиво новое и которое не устоялось; да будет мед светлый и тонкий, не кислый. Свинина повреждает. Пользует мясо говяжье, свежее, если вареное, чтобы без чеснока и соли. Но лучше есть мясо баранье и агнчее. Также здорово есть рябчики, курятки, молодые журавлики, утки дикие, тетеревы…

– Однако, – смеясь, сказал Тишайший, – ты, дохтур Лаврентий, совсем святого из меня хочешь сделать. То нельзя, этого не ешь, третьего не вкушай, совсем с вами с голоду помрешь. Ну а обучение в чем состоит?

На это сказал юркий Гаден:

– Движение по Аристотелю есть вина теплоты. Воды родников и рек текущих здравейшие бывают. Бледнеют же и иссыхают тюремные сидельцы, свободного воздуха и движения лишенные. Необходимо вольное движение, умеренное на конях езжение. Сон полуполуденный умеренный или не един, а ночью опочивать – чтобы не больше семи часов.

– Ну-ну, – потихоньку посмеиваясь и шутливо качая головой, сказал Тишайший. – Насказал же ты, Степан! И не ешь-то, и не спи. Еще чего придумаете? Роспись какую пропишете?

– Надлежит и это сделать, – сказал Розенбург.

– Ну, ладно, просмотрите там вашу сказку и роспись напишите. А я пока в шахматы поиграю. Алегукович, не хочешь ли ты сразиться со мною? – обратился он к князю Черкасскому.

– Осчастливливаешь ты, государь, холопа своего, – кланяясь, сказал последний.

Доктора между тем вышли в соседнюю комнату вместе с Матвеевым и подьячим Аптекарского приказа. Последний прочитал им «сказку», написанную со слов докторов, и те подписали ее, равно как и роспись-рецепт.

Это занятие отняло у них часа два, так как каждый из врачей внимательно прочитывал свою речь, чтобы после не к чему было придраться и через это не попасть в подозрение в желании нанести вред царскому здоровью.

Наконец, когда сказки были составлены, боярин Матвеев заглянул в ту комнату, где был царь. Последний уже закончил свою игру с князем Черкасским.

– Сказка готова, государь, – сказал Матвеев, подходя к царю.

– А ну, чти ее, – произнес царь.

Матвеев прочитал.

– Ну, что же, – сказал затем царь, – то лекарство, составя, приготовить.

Этой формулой клалась санкция на приготовление лекарства для царя.

После этого доктора откланялись царю и вместе с Матвеевым отправились в старую аптеку.

– Зачем же мы в аптеку идем? – по дороге спросил Аглин Коллинса.

– А смотреть за приготовлением царского лекарства. Это не так-то легко.

Действительно, это оказалось не так-то легко, и Аглину пришлось воочию убедиться, какими формальностями обставлено дело приготовления лекарства для царя.

Когда они прибыли в аптеку, то их там уже ждал дьяк Аптекарского приказа Виниус, вызванный Матвеевым.

– Ну, дьяк, отмыкай казенку, – произнес последний.

Все отборные врачебные средства, «пристойные про великого государя», хранились в аптеке в особой комнате, называвшейся особой казенкой. Она находилась всегда за печатью дьяка Аптекарского приказа, и без него никто не имел сюда доступа, не исключая царских докторов и аптекарей. Врачебные средства стояли здесь в запечатанных ящиках и склянках.

Аптекарь, приняв роспись, занес ее в книги аптеки и отдал дьяку, чтобы тот, в свою очередь, занес ее в книги Аптекарского приказа.

Затем приступили к составлению лекарства, что делалось чрезвычайно тщательно, и имена составителей тоже были занесены в книгу.

– Кто понесет лекарство государю? – спросил дьяк, держа в руках склянку с приготовленным лекарством.

– Давай мне, я понесу, – сказал Матвеев, протягивая руку.

– Повремени малость, боярин, надлежит его прежде откушать господам дохтурам. Али забыл, что наказ говорит?

– Верно, верно слово твое, дьяк, – ответил сконфуженный Матвеев и протянул склянку докторам и аптекарям.

Аптекарь принес небольшой серебряный стаканчик, и каждый из врачей, налив туда немного лекарства, выпивал его. Когда проделал это и боярин Матвеев, то склянку запечатали и передали последнему.

Аглин, по примеру прочих докторов попробовавший приготовленное для царя лекарство, спросил тихонько по-немецки Розенбурга:

– Разве это необходимо?

– Обязательно, – так же тихо ответил тот. – Со мной раз был такой случай, когда мне пришлось выпить целую склянку лекарства, приготовленного для царицы, только потому, что оно вызвало тошноту у одной ближней придворной, пробовавшей это лекарство перед поднесением его царице. А теперь вот боярину Матвееву придется пробовать его, прежде чем царь сам будет пить его.

Матвеев, бережно приняв в свои руки лекарство, повез его на Верх.

XVI