За спиною прошлого…

– Да. – Серьёзно, даже несколько обиженно откликнулся обходчик. – Окинула нас всех добрым взглядом, полным слёз, фыркнула тихонько каждому в ладонь, прыгнула в заросли, и как не было её, даже трава не колыхнулась вслед.

– Как славно, и печально.

– Ды-к, в жизни, оно всегда так, коли хорошо, то и немного грустно.

– А отчего ж оно так-то?!

– Так из-за души! Ей, болезной, в такт! – Весело сказал путевой обходчик, и, поворотясь лицом к дороге, махнул мне на прощание рукой.

…А вы смотрите на небо? И видно вам что? Наблюдают за вами, аль нет?! И что скажут после, как… Ну, да, – не будем о том. Видать, всему свой черед : взгляду на небо и с небес.

Чудесным летним…

Не помню, что снилось в эту ночь, но ровно в три утра меня разбудила птичья перебранка.

– Звезда! Дураки! Этих птиц! – Вот и всё, что можно было разобрать среди многих других выражений и слов, сказанных с разной громкостью и интонацией. Ничего иного понять было невозможно, ибо всякий, не обученный птичьему языку, ищет сходство со словами родной речи, кои могут иметь совершенное иной смысл. Единственное, что я смог уяснить,– птицы решали, кому первому идти будить солнце. Почётная эта забота лишь казалась простой, – утомлённое за предшествующий день солнышко дозваться было ох, как нелегко.

Не менее двух четвертей часа понадобилось пернатым на то, чтобы решить дело миром. По-видимому договорившись об очерёдности, птицы замолчали, но воспоминание о звонком ручье их прений долго ещё струилось по моему многострадальному темечку, пока я, наконец, вновь не смог заснуть.

Неизвестно, которая из певчих смогла разбудить солнышко, но сделала она это вовремя. Светлый луч ловко, довольно выпачкавшись в прохладной пыли, пробрался сквозь неширокую щель в ставнях, дабы погладить меня по щеке. Ощущение бесконечной доброты и ласки окутало меня всего, и с улыбкой на устах я открыл глаза, чтобы встретиться лицом к лицу с новым, чудесным летним днём.

Ну, а как вы хотели? В тех местах, где утро начинается с пения птиц, там только: чело, вежды, да уста, иного не дано…

А и славные нынче погоды!

Аще кто погоду похулит, тому три дня поста.

Мудрость монастырской братии

Дождь под окном по всю ночь шлёпал босыми пятками. Брызгал песком в оконное стекло. Иному славно спится под его мерное хождение, а кому зябко даже думать про то, как идёт припозднившийся некто, не то без зонта – вовсе без накидки, и как текут ему за шиворот холодные струи, да по спине, промежду лопаток. И к тому ж, – в завсегда худой ботинок сочится нечистая сточная вода дороги.

А ежели ветер притом?! Взвоет не из-за чего, надаёт пощёчин мокрыми руками, да как толкнёт пониже спины, – не убережёшься, так с размаху, плашмя угодишь в самую слякоть. С неба льёт, с тебя течёт, спереду всё заляпано грязью, пуговка, что держалась на честном, третьего дня, слове непременно пришить её, осталась сторожить дно лужи, а что правая штанина вовсе порвана теперь уж не скроешь, так разошлась.

И, словно в насмешу, из чьего-то крошечного палисадника под окошком – весёлое пламя маков! Маки… Им-то всё нипочём. Маки!!! Когда они цветут, невозможно не любоваться их танцем хотя в дождь, либо на ветру. Они так грациозно, изящно трясут своими алыми юбками… Да даже те, которые сами по себе толпятся у дороги, столь откровенно наивны, что никакая грязь к ним не станет. И того боле, – коли вдруг, с очередным порывом ветра, им выходит вмиг обрядиться в другое, – они уже все в золотой пыльце солнца, в драгоценной пыли, цены на которую не назначить, ибо не повторить, как не усердствуй. Так и тогда, и после, – в любую пору, – они просты, ибо искренни.

Насилу успокоился дождь, встал на месте, капает с него, словно бы как с ветвей, и тут уж обширная арка радуги выглядывает из-за спины леса. Основательный ея многослойный мост с перилами, будто из пастилы, подпирает, как то обыкновенно и случается, небосвод. Со всеми его облаками и тучками, что суетятся неподалёку, словно мальки, без испуга, но с отвагой, достойной бывалых, а не малых, чьей жизни ещё не то на дни – на минуты, да часы.

Ну, так чего ж из-за такой малости, как дождь, тревожиться было?! Погода, на то она и есть, чтоб не привыкали надолго ни к плохому, ни к хорошему.

Благие намерения

Hell is full of good meanings and wishings58.

George Herbert

– Да, пойдём же, пойдём скорее, я тебе что-то покажу! – Синица сперва уговаривала бабочку оторваться от перебродившей капли сосновой смолы, а после и вовсе – ухватила её за обшлаг пышного рукава и увлекла за собой вглубь леса.

– Вот, упрямая какая, – сердилась на бабочку синица. – Нет бы, – сразу отозваться и лететь со мной. Пока тащила, все бока изодрала о сосновые иглы. – Вон, как тут у нас хорошо: тенёчек, прохлада, ветерочек…

Бабочка, волоча по воздуху крылышко, едва сдерживалась, чтобы не закричать. Плечико, за которое синица волокла её, болело. «Не иначе, как вывих», – подумала бабочка, но решила терпеть, понимая, что коли примется вырываться, будет только хуже, а вскоре вовсе лишилась чувств.