За стеклом

Потом, много позже, когда начал пить сам, я назвал такое состояние полу похмельем. Когда алкоголь ещё действует, но пик уже – уже прошёл, и ты чувствуешь первые раскаты грома в голове, сухость на губах и режуще-сдавливающее в кишечнике.

Но, тогда я просто чувствовал боль и видел в «осевших» лицах мужчин, утрату и потерю.

Я помню, как колебался. Пару минут не мог решить, на чьей я стороне. Я помог бабушке спрятать водку, обещал ей сохранить секрет. Но… эти грустные, гудящие головы.

Откуда-то я понимал, как, сидящим рядом мужчинам, стало бы хорошо, вот так, у костра, вдыхая запах дров, печёной картошки, передавать по кругу холодную водку… смазывать организм, погонять мысли.

Через десять минут, в полной темноте, дрожа от страха ночных шорохов, я полз под домом, к заветному куску рубероиды. Я выбрал сторону. И с этим выбором потом разбирался следующие тридцать лет.

Когда я принёс заветную бутылку, мне не поверили.

– Да не может быть. Там вода. Откуда у него… – сказал мой отец, который всегда «верил» в меня особым образом.

– Нет, смотри! – крестный перевернул бутылку, показывая, как бегут пузырьки в закрученном потоке жидкости.

Я уже не помню, как, но мужчины девяностых умели не только отличать водку от воды, по бегущим пузырькам, но особые профессионалы отличали этанол от метанола.

Крестный отвернул пробку, и та «сладко», магазинно захрустела.

– Она! – торжественно сказал он, чуть попробовав на язык.

– А! О! Э! – послышалось с разных сторон.

Я почувствовал всеобщий восторг. И даже, кажется, получил похлопывания по плечу, типа «ну брат, ты даешь». На несколько секунд, шестилетний ребёнок стал героем среди взрослых мужчин.

Я до сих пор не знаю, так ли сыграло то острое и невероятно сильное ощущение признания, или, с самого начала, я был – на той стороне.

Важнее то, что я принял «ту» сторону. И хоть на утро, получил от бабушки «предателя» и осуждающее «смотри, как дяде Олегу плохо» … даже тогда я понимал, что это стоило того.

Я не знаю, существуют ли другие тайные общества. Знаю только, что тайное общество алкоголиков – существует. В нем нет устава и предводителей, почти нет никаких правил, кроме одного – круговой поруки.

Так, во время следующего застолья, в подарок за принесенную бутылку, я получил от того самого дяди Олега, которому было очень плохо на следующее утро, стакан красного молдавского вина из «той самой» бутылки, с белой плетёной оболочкой.

И хоть, прежде чем передать мне стакан, дать двести грамм выпивки шестилетнему ребенку, он очень серьёзно сказал мне «попробуй и больше не пей», понимаете… дать шестилетнему ребёнку стакан вина за принесенную бутылку водки… такое возможно только в самой зависимой секте этого мира.

Мне горько об этом говорить и вспоминать, но и моя бабушка, сделав меня соучастником в припрятывании водки, добавила свой вклад в мой «членский взнос» в секту алкоголиков. Неосознанно, нечаянно, но с сокрушительной силой. Как и добавил свой «вклад» дядя Олег, с прищуром предупредив, что вино нельзя ни за что пить, протягивая стакан. Что может быть сильнее (в смысле, противоречивей) для ребенка, чем одновременное разрешение и запрет?

Возможно, вы хотите услышать, что тогда, мне, шестилетнему, после стакана красного вина, стало плохо, стошнило, и я на многие годы даже не думал притрагиваться к алкоголю?! Но, нет. Увы! Может быть вы бы и не читали эти строки, если бы вино полилось у меня тогда через нос вместе с желудочным соком, а потом меня долго рвало. Но, оно пролилось, мягко легло, быстро проникнув в каждую клеточку моего сознания. И следующие три часа, я «купался» в своём опьянении. Как будто волшебная музыка заходила куда-то в темечко и струилась через все тело, щекоча пятки.

Потом я, кстати, много лет, искал то самое вино, в плетеных бутылках. Но, так и не нашел. Оно ушло, вместе с девяностыми…

Мне было шесть лет, до полового созревания оставалось восемь-десять. Сейчас, когда прогрессирует здоровый образ жизни, во многом усиливая пассивный алкоголизм, а спирт «Рояль» не существует вот уже как четверть века, мне мало, кто верит. Увы, но так было.

***

Многонациональная, географически распределённая, свободная к вступлению и, самое страшное, самоорганизующаяся секта.

Я не за и не против ограничений в продаже алкоголя. Я знаю только то, что от запретов, секта, зачастую, становится только крепче. В тайное и запрещенное общество куда больше соблазнов вступить. И, к сожалению, эта секта – смертников, членство в ней, как правило, ведёт к потере здоровья и, впоследствии, жизни.

Я вспоминаю историю своего друга, Гены, который был на тридцать лет старше меня, всю жизнь прожил в деревне, не считая трёх лет армии и семи лет тюрьмы. Но, поскольку мы были в одной секте, никаких препятствий между нами не было, ни возрастных, ни мировоззренческих.

Когда ему было шестьдесят лет, он заснул на улице, в снегу, в сильный мороз. Точнее, не заснул, а потерял сознание от опьянения, пока полз домой из гостей. Вы не ослышались… он – полз! И полз без перчаток.