Аргунское пограничье в течение нескольких десятилетий превратилось из территории поразительно похожей на другие проницаемые территории на окраинах империй в плотно закрытую границу между нациями-государствами, хотя такое сравнение является весьма приблизительным. В начале ХX века Аргунский бассейн имел много общего с фронтирами разных типов империй, как континентальных, так и морских, где логистические сложности становились существенным препятствием для метрополий, лояльность фронтирного населения была изменчивой, а переход границы был образом жизни. Начиная с середины ХX века Аргунский бассейн приобрел множество сходных черт с Европой времен холодной войны, когда государственные границы между социалистическим и капиталистическим блоками превратились в линии военных укреплений и идеологического соперничества. Представление о соседней стране и ее жителях в результате растущего разобщения и усиления пропаганды стало все более одномерным и деперсонализированным.
Империи столкнулись с проблемой неопределенности, когда Аргунский бассейн переживал драматические трансформации, обретая все более четкие границы. Одна и та же граница может означать разное для разных участников и наблюдателей. Ясность безукоризненной линии на карте является фикцией. Для понимания неопределенности границ, различных сдвигов и поворотов в процессе их производства и различных форм их нарушений необходимо обратить внимание на множественность перспектив метрополий и самой локальности. Это следует сделать независимо от того, изучается ли случайный и размытый имперский фронтир, куда еще не полностью вторглась государственная власть, или строго контролируемая и символически насыщенная граница между геополитическими противниками. Таким образом, эта книга обратилась к старым имперским нарративам и к локальным представлениям о территориальности коренных народов, а также рассказала макроисторию когда-то самой длинной сухопутной границы в мире. Пространственно-ориентированная история, изложенная здесь, сфокусировалась на одном участке обширного пограничья – бассейне реки Аргунь. С этой точки на карте были рассмотрены как внутренние, так и внешние процессы. Посредством обращения к внутренней логике местности, ставшей сегодня восточным китайско-российско-монгольским треугольником, в этой книге была рассмотрена не только государственная политика по установлению и поддержанию российско-китайской границы в ее различных проявлениях. Внимание здесь также было сфокусировано на жителях пограничья, на множестве частных акторов, обладавших различным опытом и намерениями, которые появлялись прежде, если вообще появлялись, лишь на задворках исторических исследований.
Рассматривая историю этой местности через автобиографические рассказы русских, китайцев и представителей коренных народов, а также посетивших эту местность иностранцев, поделившихся своими наблюдениями, эта книга бросает вызов работам по дипломатической истории и нисходящей интерпретации этого фронтира и пограничья. Услышав голоса кочевых скотоводов, ремесленников, торговцев и пограничников, признавая за ними роль исторических агентов и сопоставив их нарративы с повествованиями столичных элит, можно подтвердить тот факт, что судьба имперского фронтира и пограничья никогда всецело не решалась в метрополиях. Превращение аргунского фронтира в пограничье, свойственное национальным государствам, часто принимало неожиданные обороты.
Сети, стратегии и социальные идентичности населения пограничья сложно переплетались, выходя за пределы границы. Казаки, например, стремясь к самоопределению, становились разбойниками или эмигрировали. Служащие таможни подрабатывали, продавая на черных рынках товары, конфискованные у контрабандистов. Местные кочевые скотоводы ответили на вторжение метрополий миграцией через границу или стратегической сменой гражданства.
Подчеркнем, что не каждый человек был активным сторонником или противником государства. Однако даже подавляющее большинство пассивных или безразличных людей способствовало созданию, поддержанию и разрушению пограничных режимов. Их истории демонстрируют, что фронтиры и пограничье всегда были местами, от которых исходили как поддержка, так и сопротивление метрополиям. Таким образом, Аргунский бассейн стал средоточием взаимосвязанных событий, которые отразились на всей российско-китайской границе.