Вместо лесов и травянистых лугов тянутся желтые безжизненные пески. Берег ровный. Прибой бушует с огромной силой. Нередко берег скрывается за мелкими брызгами разбивающихся волн.
Ветер дует в корму, унося корабль все дальше и дальше на юг. Но вдруг ветер переменился и стал дуть в левый борт. Люди изнемогали от жары. Спать в каюте стало невозможно. Ганнон приказал постелить себе на палубе рядом с Малхом.
Утром его разбудил гул голосов. Подняв голову, он увидел матросов, стоявших у мачты.
Ганнон вскочил.
– Что случилось? – с тревогой спросил он. И в это же мгновение сам заметил, что паруса за ночь изменили цвет. Из белых они сделались желтыми, как яичный желток.
В ужасе моряки упали на колени, взывая к богам.
Один из матросов подошел к Ганнону. Сверкая белками глаз, он закричал:
– Куда мы плывем? Сегодня стали желтыми паруса, а завтра боги испепелят нас и мы сморщимся, как плод смоковницы, сбитый с ветвей!
Матросы ринулись к суффету. Угрюмо и недоверчиво смотрели они на него. Ганнон стоял, скрестив руки на груди. Ему самому было непонятно, почему пожелтели паруса, и он готов был видеть в этом дурное предзнаменование.
– Стойте! – послышался голос Мидаклита.
Грек, незаметно поднявшись на палубу, торопился на помощь к Ганнону.
Матросы затихли.
– Помните, – сказал Мидаклит, тяжело дыша, – вчера ветер задул с берега. Парусина утром покрылась росой. К ней пристали мельчайшие песчинки, принесенные ветром, поэтому и пожелтели паруса.
Матросы медленно расходились. Одни из них поняли правоту грека, других убедила уверенность, звучавшая в его голосе.
– Спасибо, учитель! – сказал Ганнон Мидаклиту, когда они остались одни. – Ты прогнал страх, овладевший этими людьми.
– «Страх, страх»! – повторил грек, как бы отвечая своим мыслям. – Страх – величайшее зло и величайшая сила. На страхе основаны царства. Пользуясь им, цари Египта принуждали народ возводить пирамиды. Что заставляет твоих гребцов ворочать тяжелые весла? Страх перед болью. Что владеет нами? Страх перед неизведанным! Страх перед богами! Страх перед смертью! Но, поверь мне, когда-нибудь человек победит своего векового врага. Страх и ужас сгинут, как ночные тени перед лучами солнца. О, если бы вместо того, чтобы поднимать оружие друг против друга, люди объявили войну страху! Тогда бы пришел конец царству страха и человек был бы свободен как ветер.
С восхищением слушал Ганнон мудрые речи учителя. «Разве, – думал он, – я не объявил войну страху? Я повел корабли в неведомые моря. Вот почему против меня восстали Магарбал и Стратон. Вся их власть держится на слепом страхе и невежестве людей».
Еще три дня корабль шел вдоль пустынного берега. На четвертый день пески сменились травянистыми лугами, а на шестые сутки показался мыс, покрытый сочной, сверкающей зеленью. Огибая его, корабль повернул на восток и вошел в большой залив, формой своей напоминавший подкову.
Из воды высовывались острые камни, похожие на головы каких-то диковинных зверей. Виднелись отмели, над которыми кружили чайки. В их черных клювах блестели серебряные рыбки.
Ганнон приказал спустить паруса и двигаться на веслах. Перегнувшись за борт, Малх длинным шестом проверял дно. Лишь к вечеру корабль подошел к небольшому островку в глубине залива.
– Керна! – крикнул Бокх, протягивая вперед руку.
Ганнон приказал спустить носовой якорь. Якорь скользнул под воду. Начавшийся отлив натянул якорную цепь, и «Сын бури», развернувшись из-за сильного течения, стал кормой к островку.
Между тем Мидаклит принес из каюты «рисунок земли». Склонившись над медной доской, грек наносил острым стержнем дугу залива и Керну – точку у самого берега. Потом он стал по «рисунку земли» измерять расстояние, пройденное кораблем от Карфагена.
– Смотри! – воскликнул он, повернувшись к Ганнону. – Какой мы проделали путь! Он вдвое превышает расстояние от Карфагена до Столбов. Ни один корабль не заплывал еще так далеко!
– А где же твоя Атлантида? – с улыбкой проговорил Ганнон. – Теперь ты понимаешь, что это сказка?
– Я и сам готов был бы так думать, если бы не щит и костяная табличка, выпавшая из него. Океан велик: кому известно, что там? – Грек указал рукой на закат.
Огненный диск солнца медленно обволакивался влажным туманом, в последний раз празднично вспыхнули волны, торжественно загорелись облака. Ветер доносил с берега запахи огромного, таинственного материка.
Быстро, как всегда на юге, наступила ночь. Узкая серебряная полоса протянулась от кормы до горизонта. Она становилась все шире и светлее. Небо покрылось звездами, бледными, как медузы. Большой Ковш спустился к самому морю, словно чья-то рука накренила его, чтобы зачерпнуть воду.
Послышались легкие шаги. Синта стала рядом с Ганноном. Корабль качало. Ганнону казалось, что их поднимают волны счастья, что звезды сочувственно смотрят на них с высоты.
– Вот моя звезда! – Синта указала на Сириус. – Когда я родилась, она взошла на небе. Отец говорил, что это злая звезда. Она несет на землю зной.
– А по мне, это самая счастливая звездочка. Смотри, как она дрожит и трепещет! Как она прекрасна! Она принесла на свет тебя.