За столбами Мелькарта

– Скажи, Малх, – спрашивает мальчик у кормчего, – как ловят этих рыб?

На лице моряка выражение неподдельного ужаса.

– Кто же позволит себе поднять руку на дельфина! – восклицает он. – Дельфин – лучший друг моряка. Боги наделили его разумом. Во время бури он помогает морякам найти путь в гавань. Говорят, что дельфины понимают человеческую речь.

– И музыку, – добавляет Мидаклит, присаживаясь рядом с Малхом. – У нас рассказывают о певце Арионе. Его обучил искусству пения сам бог Аполлон, которого вы, карфагеняне, называете Резхефом. Много лет Арион прожил на чужбине и приобрел большое состояние. Решив возвратиться на родину, он нанял в Таренте[59] судно и, погрузив свои богатства, вышел в открытое море. Жадный кормчий решил завладеть сокровищами Ариона и приказал матросам выбросить певца за борт. «Разреши мне перед смертью взять свою кифару и спеть!» – взмолился Арион. «Пой! – отвечал ему жестокий кормчий. – Только тебе не удастся меня разжалобить!» Арион надел лучший свой хитон, взял в руки кифару и стал на корме. Боги наделили Ариона чудесным даром, и он запел прекрасную песню. Эта песня могла растрогать и каменное сердце. Но кормчий и матросы не слушали Ариона. Вытащив на палубу его богатства, они делили их, ссорясь и осыпая друг друга проклятиями. Арион пел. Из бурных волн моря высунулась черная голова дельфина. Арион пел, и дельфин плыл за кораблем, зачарованный песней. И, когда певец бросился в море, дельфин подставил ему свою спину. Кормчий и матросы этого даже не видели. Разделив сокровища певца, они привели свою гаулу в город Коринф. Каково же было их удивление, когда в гавани Коринфа их встретил Арион, окруженный многими горожанами и стражами! Дельфин доставил певца в Коринф. Кормчий и матросы упали на колени, моля о прощении. Могли ли они понять, что все богатства, все сокровища – золото, серебро, драгоценные камни – ничто перед божественным даром песни!

Мальчик перегнулся за борт. «Хорошо бы оседлать этого дельфина, – думал он. – И поплыть впереди корабля, прокладывая ему путь. Тогда бы нам не были страшны ни бури, ни подводные скалы».

Но вот Саулу захотелось искупаться, и не в этой жалкой лохани, что стояла на корме, а в море. «Корабли плывут медленно, и меня всегда сумеют поднять на борт в случае опасности», – решил он. Саул не слушал уговоров Мастарны. И вот он уже за бортом и весело плещется в волнах. Глядя на его довольное, улыбающееся лицо, изнемогающие от жары моряки завидуют ему, а кое-кто уже сбрасывает одежду, чтобы последовать его примеру. Как вдруг локтях в двадцати от пловца мелькнул острый косой плавник. Акула! Вот плавник исчез под водой и снова мелькнул, но уже ближе к Саулу. Иудей заметил опасность и поплыл к кораблю. Люди замерли. Быстрее всех справился с оцепенением Мастарна. Он выхватил из-за пояса кривой иберийский нож, полученный им у Малха вместе с одеждой, и, сильно размахнувшись, швырнул его в море. Нож шлепнулся рядом с Саулом, и тот успел его подхватить. Еще мгновение – и было бы уже поздно: акула показалась локтях в пяти от пловца. Ее острый плавник вспарывал волны.

Саул повернулся на бок, чтобы встретить опасность лицом к лицу. Мелькнул акулий плавник, напоминающий серп. Зубастая пасть нависла над головой Саула. Но Саул сделал рывок всем телом и с размаху полоснул ножом по брюху чудовища. Волны окрасились кровью. Брошенный Малхом конец каната опустился в нескольких локтях от пловца. Вот он уже держится за канат, и моряки вытягивают Саула на палубу.

Кто-то подносит ему воду. Саул долго и жадно пьет.

– Ну как, испугался? – спрашивает презрительно Мастарна. – Побывал в лапах у Тухалки?

Всем на корабле уже известно, что Тухалка – это злой демон этрусков. К нему часто взывает Мастарна.

Лицо у иудея белее паруса, но он пытается шутить:

– Лопни мои глаза! Если бы не нож, у акулы была бы хорошая закуска!

Мастарна помог Саулу спуститься на нижнюю палубу. Все смолкло, и вдруг Ганнон услышал раздающийся оттуда свист плети и вопль раба.

«Изливает злость на гребцах», – с неудовольствием подумал суффет.

Спустись он в этот момент вниз, ему предстала бы странная картина: Саул изо всех сил колотил плетью по скамейке, а ближайший к нему гребец вопил так, словно его режут. Другие гребцы сдерживались, чтобы не расхохотаться, улыбался и сам Саул, только у Мастарны было серьезное лицо. Он стоял у лестницы, ведущей на верхнюю палубу, и прислушивался, не идет ли кто.

Ликс

Прошло два месяца. Пять раз за это время корабли бросали якоря. Было основано пять новых колоний. Идя на север вдоль побережья, карфагеняне снова приближались к Столбам Мелькарта. В двух днях пути от Мелькартовых Столбов находилась древняя финикийская колония Ликс. Сюда и держал путь Ганнон. Из Ликса он пошлет корабли обратно в Карфаген, а на «Сыне бури» отправится на юг, в неведомые земли.

На рассвете с правого берега показалась небольшая бухта. В нее впадала река, розовевшая под косыми солнечными лучами. На высоком ее берегу привольно раскинулся Ликс. Белые дома были окружены садами, тянувшимися до синеющих на горизонте гор.