За столбами Мелькарта

– Разве это гаданье! – сказал Мастарна, презрительно скривив губы.

– А чем оно тебе не по душе? – спросил Ганнон.

– Жди, пока глупой овце вздумается лечь! На моей родине у этой овцы разрезали бы живот и вынули бы ее печень. По форме печени можно сразу же сказать, как относятся к твоему выбору боги. А если ты не желаешь резать овцу, гадай по полету птиц.

* * *

Место для города выбрано, но надо его еще освятить, принеся кровавую жертву. Стратон накинул на себя священный плащ черного цвета с красной бахромой внизу, прикрепил ко лбу с помощью шнура блестящую медную бляху. Кто-то стал копать ровик.

На холм поднимались трое. Когда они приблизились, можно было узнать двух надсмотрщиков, они вели под руки женщину, прижимавшую к груди ребенка. Ее голова была непокрыта. Она поминутно останавливалась, о чем-то просила своих провожатых.

Карфагеняне молились подземным богам и топали ногами. Стратон сделал знак одному из своих помощников. Тот подскочил к женщине и выхватил из ее рук ребенка. Женщина закричала. Надсмотрщик толкнул ее в грудь, и она упала. Подхватив ребенка, тот быстро передал его жрецу.

Стон женщины заглушил грохот прибоя. Он долго звучал в ушах людей, потрясенных горем матери.

Блеснул медный нож. На одежду Стратона брызнула кровь. Надсмотрщик подставил глиняный бочонок, и безжизненное детское тельце исчезло в его глубине. Стратон опустил бочонок на дно ровика.

Каждый из колонистов должен был бросить в могилу горсть земли.

Стратон простер руки к небу:

– Прими нашу жертву, о Мелькарт! Пей алую кровь и дай крепость стенам города Тимитерия. Пусть погибнет всякий, кто вздумает разрушить его стены!

Женщина, у которой отняли ребенка, больше не кричала. Она была неподвижна. К ней подошел Мисдесс. Лицо его было белее морской пены. Губы дрожали.

– Вставай, Шимба! – Горшечник склонился над женой и гладил ее волосы. – Не гневи богов! Они взяли нашего первенца, но они дадут счастье городу, а нам – много сыновей.

Люди молча спускались к берегу. Ганнон с содроганием вспоминал чудовищный обряд жертвоприношения. Здесь, у берегов Великого моря, он показался ему особенно диким, но Ганнон не смел помешать этому обряду. Таков закон жрецов, и горе тому, кто вздумает его нарушить.

У костров

Возвращаться на корабли было уже поздно. Моряки стали устраиваться на ночлег. Гискон присоединился к Мисдессу и Шимбе. Мальчик утешал бедную женщину как мог, но она смотрела на него безучастными, пустыми глазами. Из груди ее вырывались тяжелые стоны.

– Мой птенчик! – без конца повторяла она.

Наступила ночь. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и шум их сливался с плеском волн. На берегу суетились люди, готовясь ко сну. Они расстилали одеяла, собирали сучья и сухую траву для костров. Гискон лежал на спине и рассматривал небо, усыпанное звездами. Он вспоминал наставления Малха. Моряк, не знающий звезд, слеп. Гискон решил отыскать те созвездия, которые ему указал кормчий. Вот эти звезды в виде ковша так и называются Большим Ковшом. По ним легко определить, где север. Эти четыре звезды, чуть повыше и левее Большого Ковша, называются почему-то Вороном. Нет, они совсем не похожи на птицу. У них нет ни крыльев, ни клюва. Они скорее напоминают квадратное отверстие бездонного колодца. А разве похожа эта вереница звезд на льва? А ведь их называют созвездием Льва. А где же Скорпион и Весы?

Услышав шаги, мальчик повернулся на бок.

– Ты не спишь? – удивился Мидаклит.

– Нет, – ответил Гискон. – Я совсем запутался в этих звездах и не могу найти Скорпиона и Весы.

– Смотри, эти пять звездочек и есть Скорпион. А там же, на юге, и Весы.

– А почему все эти звезды так странно называются?

– Люди, которые первыми наблюдали звезды, видели в них вестников богов. А богами почитались почти все животные и насекомые, которые окружали человека. И до сих пор в Карфагене и на моей родине есть немало людей, считающих, что по звездам можно предсказать не только жару, бурю, затмение луны и солнца, но и судьбу каждого человека: будет ли этот человек богат или беден, счастлив или несчастлив, когда он женится, сколько у него будет детей. Эти люди почему-то считают, что Юпитер и Венера – это добрые планеты, а Сатурн и Марс злые…

Как ни интересен показался мальчику рассказ о звездах, но усталость взяла свое, и он забылся.

Почти в то же время у другого костра происходила другая беседа.

– Наконец мы с тобой можем потолковать, Мастарна, с глазу на глаз, – сказал Стратон, подбрасывая в огонь ветку.

– Да, жрец, – проговорил этруск, – ловко мы с тобой притворялись. Скажу правду, увидев тебя в первый раз, я чуть не ахнул. Такой сухопутный воробей – и стал мореплавателем!

Этруск расхохотался.

– А я думал, – добавил он с издевкой, – что вы с Магарбалом собираете дань с моря только у себя дома!

– А я всегда полагал, – отвечал ему в тон Стратон, – что имел дело с кормчим, а не с надсмотрщиком на чужом корабле.

– Таково уж мое ремесло, – мрачно промолвил этруск. – То богат, а то гол, как зубы. «Мурена» моя вместе со всей добычей досталась твоему Дагону. Я ведь слышал, что ты теперь жрец бога моря!