За столбами Мелькарта

Ганнон лежал на песке, подложив под голову загорелые руки. Он прислушивался к грустной мелодии и задумчиво следил за белыми облаками: они, подобно пышной одежде, обволакивали небо. С реки доносились равномерные глухие удары: корабельные мастера вбивали в борт медные кольца для крепления снастей.

Ганнон перебирал в памяти все, что им погружено на «Сына бури» в Ликсе: двадцать мешков сушеных фиников, сорок мешков ячменной муки, сто пшеничных хлебов, тридцать амфор с маслом, десять амфор пальмового вина, пять амфор финикового меда. Всего этого хватит на два месяца, на путь в Керну и обратно. Кроме того, можно пополнить запасы свежей рыбой.

Вдруг Ганнон вскочил: он услышал крик, вырвавшийся из десятков грудей. Люди бежали к воде. Игроки, разбросав свои костяшки, в ужасе карабкались на деревья.

С холма спускался лев.

Не обращая внимания на переполох, вызванный его появлением, лев шел, мягко ступая огромными лапами и встряхивая гривой.

– Синта!

Первой мыслью Ганнона было искать спасения в воде. Но, вспомнив рассказы о благородстве царя зверей, никогда не нападающего на лежащих, Ганнон бросился плашмя на песок, увлекая за собой Синту. Когда он поднял голову, то увидел льва локтях в десяти от себя, а рядом с ним – незнакомца, треплющего зверя за гриву.

Люди стали выходить из воды. Они поняли, что перед ними прирученный лев. Посылая проклятия, матросы спускались с пальм.

С удивлением смотрел Ганнон на повелителя льва. Это был человек лет двадцати пяти, смуглый, с вьющимися волосами. Тело его покрывала полотняная одежда, с шеи на обнаженную грудь спускалось ожерелье из волчьих зубов, а на руках, ниже локтей, блестели серебряные браслеты. За поясом у него был нож с грубой рукояткой из рога буйвола.

Повелитель льва двигался легко, видимо привыкнув шагать по холмам и долинам.

– Привет тебе, суффет! – проговорил незнакомец, подходя к Ганнону. – Пусть тебе во всем сопутствует успех.

– Ты Бокх? – воскликнул Ганнон. Он уже догадался, что перед ним человек, о котором говорил старейшина Ликса.

– Да, так меня называют ликситы. Дружественные фарузии[62] зовут меня Братом Льва, а троглодитам я известен под именем Вихрь. Меня послал к тебе старейшина Ликса. Я поеду с тобой, если ты возьмешь на корабль Гуду.

Бокх повернулся ко льву, не спускавшему глаз со своего повелителя.

– Гуда никого не обидит. Гуда послушен. Правда, Гуда?

Он взмахнул рукой, и лев, как собачонка, сел на задние лапы.

Послышались удивленные возгласы.

Кто из карфагенян не видел льва! Хищники в большом количестве водились в пустыне, примыкавшей к городу с юга. Они совершали нападения на стада, а иногда и на людей. Землепашцы мстили своим исконным врагам, пригвождая к крестам убитых хищников, словно беглых рабов. Но никому даже не приходилось слышать, что льва – владыку пустыни – можно подчинить человеческой воле. Дружба льва с человеком казалась невероятным, неслыханным чудом.

Моряк, с бороды которого струйками стекала вода, бормотал:

– Сгинь, злой дух, сгинь!

Ганнон засмеялся:

– Я возьму вас обоих, Бокх!

Но тут заворчал Малх:

– Пусть поразят меня боги в пятое ребро, если этот зверь не распугает всех матросов!

– Не сердись, старина! – Ганнон добродушно похлопал его по плечу. – Моряки собьют крепкую клетку, и лев никому не помешает.

– Но как он перенесет качку? – смягчился Малх.

– Что вынесет человек, стерпит и лев, – коротко ответил маврузий.

– Хорошо сказано! – откликнулся Ганнон.

По доске лев перешел на лодку. Она закачалась и осела под его тяжестью. Перед тем как последовать за львом, Бокх вложил два пальца в рот и громко свистнул. Из-за прибрежного холма показалась небольшая лошадка. У нее были костистые ноги, необычайно длинная шея, на которой болтался обрывок бечевки. Лошадь приблизилась к Бокху и остановилась, наклонив свою худую, шишковатую голову. Бокх обнял голову лошади и крепко поцеловал ее в лоб.

– Не задумал ли ты взять на корабль и коня? – испуганно спросил Малх.

Маврузий отвернулся. В глазах его блеснули слезы.

* * *

С приливом корабли снялись с якоря. Ганнон приказал принести жертву богам. Зарезали овцу и ее кровью смазали губы деревянной статуи Пуам на носу «Сына бури». Тушу бросили в волны.

Ганнон простился с моряками. Суффет был доволен. Поселенцы высажены на берег. Длинный и опасный путь обошелся без потерь. Он возвращает республике ее флот. Сам он вернется не скоро. Ему предстоит плавание, беспримерное в летописях Карфагена. Пусть об этом узнают отцы города.

В открытом море корабли разошлись в разные стороны: «Сын бури» повернул на юг, а другие корабли – на север, к Столбам Мелькарта. Ганнон молча смотрел на паруса, напоминавшие лепестки лилий, едва окрашенные розовой краской заката, смотрел, пока они не растаяли на горизонте.

Керна

Прошел месяц, с тех пор как «Сын бури» покинул дружественный Ликс. Остались позади основанные недавно колонии. Корабль прошел мимо них. Ганнон боялся упустить попутный ветер.