За три моря

Высокие дубы, сохранившие немало побуревших, но не опавших листьев, заслоняли свет. С густых ветвей инжирных деревьев на всадников сыпались тяжёлые хлопья мокрого снега. Лошади путались в плетях дикого винограда, цепкие комочки гигантских кустов ежевики рвали платье. Всё было мокро вокруг, повсюду барабанила унылая, холодная капель. Бесчисленные ручьи и речки заполняли все складки почвы и ложбины. Однако унылый лес, окружавший узкую, извилистую дорогу, был полон жизни.

Несколько раз рыжие шакалы перебегали путь; серебристые фазаны, завидев караван, поспешно уходили в кусты или тяжело поднимались в воздух и с шорохом опускались где-то в стороне.

Днём, переходя вброд речку, караван вспугнул кабана, и тот рванулся по крутому склону, ломая валежник, а вдогонку за ним метнулись с радостным лаем две тощие собаки караван-баши.

У озерка, образовавшегося на дне мрачной, окружённой горами котловины, Юша с удивлением увидел знакомых птиц которые были обычными жильцами волжских берегов и нередко попадались в его ловушки. Здесь были дикие утки и гуси, кулики, бакланы и чайки. Так вот куда они улетали на зиму! Путешествие, которое впервые с такими трудностями совершали русские люди, для них было самым заурядным делом. Как приятно было встретить столько земляков в этой чужой и негостеприимной стране! Странно только, что среди знакомого пернатого народца расхаживали невиданные зубастые розовые пеликаны. Они были хозяевами здешних вод и держались словно воеводы среди залётной мелюзги.

Когда караван спускался по крутой тропе и путники вели коней под уздцы, ослик караван-баши вдруг остановился, собаки прижались к ногам хозяина, и все кони насторожились и, поводя ушами, стали напряжённо всматриваться куда-то влево.

— Тигра учуяли! — шёпотом сказал караван-баши.

Долго стояли они так и вслушивались. Но всё было тихо. Только звенели капли, падая с деревьев, и шумела вода, скатываясь с откоса.

— Влево ушёл, — решил караван-баши.

И путники, взяв коней под уздцы потуже, стали спускаться дальше.

Так шёл караван до вечера. На ночлег остановились в грязном, дымном караван-сарае. Юша, поев, тотчас же уснул, свернувшись клубочком, а самаркандец с Никитиным долго ещё беседовали при красноватом свете жаровни.

Утром рёв осла разбудил их, и караван отправился дальше. Снег сменился моросящим дождём. Глинистая дорога намокла и стала скользкой. Кони спотыкались и часто падали в холодную липкую грязь.

Все устали, промокли и озябли. Узкая тропинка вилась над краем глубокого ущелья. Другая сторона была скрыта пеленой дождя. Непогода помешала добраться засветло до деревни, и пришлось заночевать в лесу.

Огня развести не удалось — всё намокло: трут отсырел, щепки, взятые с собой караван-баши, не загорались. Кони сбились в кучу, погонщики покрыли их своими халатами, а путники примостились под большим деревом.

Никитин снял с себя зипун и накрыл им Юшу. Мальчик попробовал было спорить, но Афанасий так строго прикрикнул на него, что Юша замолчал.

Утром, озябшие и измученные, добрались они до селения и  провели в нём, отдыхая, весь день.

Но такие незадачливые дни выпадали редко.

Юша полюбил эту кочевую жизнь. Ему нравились ранние туманные утра, ржанье коней и звон упряжи, увязывание вьюков и перемётных сум, дневные переходы под мелким дождиком или под нежарким зимним солнцем Мазандарана по тропе, то извивающейся среди леса, то сбегающей в долину, то взбирающейся по косогору. Он привык к ночёвкам в незнакомых местах: в тёмных, переполненных караван-сараях или в комнате для гостей какого-нибудь крестьянского дома. Мальчика привлекало всё новое и необычное, что могла дать ему дальняя дорога в чужой стороне.

Десять дней шёл караван до персидского города Сари.

Этот богатый, людный город поразил Никитина. Здесь было пять караван-сараев — не таких жалких и маленьких, как чапакурский, а высоких, с резными воротами, большими стойлами и конюшнями, с голубятнями и складами для товаров. В Сари было много мечетей и два больших базара. Да и базары эти были совсем не похожи на убогий майдан Чапакура. Под кирпичным сводом тянулись ряды лавок. В передней части лавки купец торговал, а в задней жил.

Базар начинался лавками, где продавались плоды, ягоды и цветы. На глазах у покупателей башмачники, сидя на маленьких скамеечках, быстро тачали цветные башмаки и туфли с загнутыми кверху носками. В мясных лавках удушливо пахло кровью и мокрыми кожами. Гирями служили камни. За звонким рядом медников, серебряников и оружейников шли давки столяров и резчиков. Здесь прохожих прельщали резными ларцами, расписными сундуками и ящиками, рукоятками для кинжалов и чернильницами.

Дальше расположился ряд кузнецов и слесарей. В нём стоял оглушительный грохот и лязг. Из кузнечного ряда оглушённый прохожий сразу попадал к торговцам тканями, лавки которых были увешаны цветистыми шелками. И только потом прохожий добирался до сердца базара. Здесь было тихо и чинно. Мирные индусы-менялы сидели у маленьких разновесов. Золотобиты продавали тонкие листочки червонного золота.