Это был один из приморских городов западной части Индии, Декана. В то время в Индии было несколько больших царств и множество мелких княжеств. Большая часть Декана входила в состав Бахманийского царства. Бахманийские султаны-мусульмане имели сильное войско. Они постоянно воевали с другими соседними государствами Индии, стремясь расширить границы своих владений и мечом распространить свою веру. Несмотря на частые войны, города Бахманийского царства были богаты, а султан и его приближённые жили с необыкновенным великолепием.
В Чауле индусы с удивлением смотрели на Афанасия Никитина, который резко отличался от них цветом кожи. Толпы народа следовали за ним по пятам. Но никто не причинил ему никакой обиды.
Купцам, приезжавшим в Индию, отводили место в особых домах-гостиницах — дхарма-сала, где путник получал постель. Афанасий Никитин нашёл пристанище на одном из таких подворий. Он скоро отыскал купцов, знающих персидский язык. От них Афанасий узнал, что столица Бахманийского царства, город Бидар, находится в глубине страны. При дворе султана много знатных и богатых людей. Любой из них мог дорого дать за хорошего арабского коня. Афанасий решил продать своего коня в Бидаре и смело пошёл в глубь Индии.
Это был, пожалуй, самый интересный переход за всё время его странствий.
Нигде не встречал Афанасий такой буйной растительности, таких непроходимых лесов, как на индийской земле. Прямые и стройные стволы бамбука стеной стояли по сторонам дороги. Рощи разнообразных пальм, часто с неведомыми и вкусными плодами, окружали селения. Словно корабельные канаты, висели над головой плети лиан. Лес зеленел и цвёл круглый год.
После двухдневного перехода путники углубились в горы, растянувшиеся вдоль всего берега и, подобно крепостной стене, защищавшие внутреннюю, нагорную, часть Индии. Дорога прошла через узкое и мрачное ущелье, которое местные жители называли «Ключом Бахманийского царства». Действительно, чёрные, удивительно блестящие стены его увенчивались самой природой созданными башнями, на которых были надстроены уже людьми укрепления с бойницами. Мышь не смогла бы пройти по ущелью незамеченной, и горсть смельчаков могла защитить его от целой армии.
По пути в Бидар Афанасий сделал остановку в большом городе Джунайре. Он решил пожить здесь, чтобы отдохнуть от дороги и разузнать, чем торгуют здесь купцы.
По ночам Афанасием овладевали тревожные мысли. Не слишком ли далеко ушёл он от родной стороны? А если погибнут они с Юшей в этой далёкой Индии, никто и вести не подаст на родину, и ворон не занесёт их костей на Русь… Никогда ещё не добирались сюда русские, за тридевять земель и за два моря…
…Вот и добрался до Индии. Но Индия очень велика. Кажется, нет ей ни конца, ни краю. На базаре товаров много, товары дешёвые, а всё-таки не в Джунайре родина товара индийского.
Спрашивал Никитин, откуда самоцветы, где родится перец. Купцы указывали куда-то вдаль, в сердце Индии, и тоска по родной стороне боролась в его сердце с мечтами о наживе, с тягой в чужие, неведомые края…
Так просидел он долго и только перед рассветом ушёл в душную каморку и забылся тяжёлым, беспокойным сном.
Беда
Утро начиналось с кормления Васьки. На это время вялый и медлительный конюх Перу преображался. Он становился быстрым и ловким, властно покрикивал на Юшу. Спорыми и точными движениями готовил он кичирис: очищал от скорлупы полдюжины крутых яиц, мелко рубил их в деревянной плошке, прибавлял туда варёного рису, масла и какого-то пряного соуса. Потом старательно перемешивал всё и, слепив из смеси шары величиной с кулак, направлялся к жеребцу. Юша нёс за ним плошку с готовым кичирисом.
Васька знал уже, что предстоит неприятность. Тревожно и недоверчиво косился он на Перу. Но конюх, быстро взметнув руку, схватывал его за храп и заставлял открыть пасть. Когда он другой рукой вытягивал язык жеребца, Юша начинал запихивать в розовую пасть Васьки один за другим рисовые шары.
Афанасий знал, что так приучают здесь всех коней к необычному индийскому корму. Но всякий раз, когда он присутствовал при кормлении Васьки, ему становилось не по себе.
Днём Перу давал Ваське рисовые лепёшки, а вечером мочёный персидский горох — нухуд.
Но жеребец плохо ел и кичирис, и лепёшки, и горох. Никитин сильно тревожился за него.
— Спал с тела жеребец. Не ест ничего, — говорил он конюху.
Но Перу успокаивал его:
— Твой жеребец умный. Других по шести месяцев приучают, несколько человек во время кормления держат, а твой через месяц сам будет кичирис брать. Клянусь тебе в том отцом и матерью моими.
Когда кормление кончилось, Афанасий ушёл на базар, чтобы купить баранины, рису и послушать новости.
Без него в дхарма-сала ввалилась дюжина стражников начальника военной стражи в Джунайре Асат-хана. Тотчас же весь двор наполнился зеваками.
Старший стражник выступил вперёд и торжественно объявил: