За твоё счастье и покой я заплачу любую цену (СИ)

— Я сейчас вернусь, — твёрдо сказала она и строевым шагом пошла к выходу, даже не обратив внимания, что Ник опять назвал её «боссом». Её хвост воинственно взметнулся.

========== Этот таинственный зверь ==========

Гепардиха решительно шла по коридору, все, кто попадался ей навстречу, удивлялись такому непривычно серьёзному, даже суровому выражению на её симпатичной мордочке. Но чем ближе была цель, тем медленнее становились её шаги. «Может, всё-таки не стоит? — начала сомневаться Флавия. Она замерла у двери кабинета капитана Буйволсона. — Если я озвучу это шефу, — она коснулась кармана, где лежали акты экспертизы, но сразу же отдёрнула лапу, как будто они обожгли её, — кто может предсказать, как он отреагирует? Ему же ничего не будет стоить просто вышвырнуть меня, как Бена… Но другого пути нет. Я должна это сделать, именно ради Бена. Ради того, чтобы он вернулся. Ради его счастья и покоя, а, насколько я его знаю, счастлив и спокоен он может быть только на своей любимой работе, я заплачу любую цену».

Она зажмурилась на мгновение, затем глубоко вдохнула, с силой выдохнула — и постучала.

— Кого там принесло? — добродушно промычал капитан. — Заходи, не бойся.

Прежде чем скользнуть в кабинет, гепардиха огляделась: никто её не видит. Отлично.

— А, это ты, сержант, — сказал Буйволсон. — Ну, садись, говори, с чем пришла. Хорошие новости, я надеюсь? Продвинулись в деле о краже драгоценностей?

Флавия села, но внезапно почувствовала, что не может вымолвить ни слова.

— Эй, ты чего, Лонгтэйл? Чего такая бледная? Вот только не надо мне тут, у меня в кабинете, в обморок падать! Ты сержант полиции или кисейная барышня? — он подал ей стакан с водой. — На, выпей. И говори уже, с чем пришла. Не будешь говорить — так проваливай.

Флавия, клацая зубами о край стакана, выпила воду. Дрожащими лапами она поставила стакан на стол и протянула Буйволсону акты экспертизы. Он надел очки для чтения и прочёл обе бумаги. С непроницаемым выражением морды он снял очки, аккуратно уложил их в чехол и посмотрел на гепардиху.

— Ну, и что означают эти бумажки?

— Это акты экспертизы, сэр.

Внутренне Флавия всё ещё тряслась, но внешне уже казалась спокойной.

— Да я понял, что акты экспертизы, овода мне в ухо. Читать я ещё не разучился.

— А материал для этой экспертизы я собрала в гардеробной Газелле.

Буйволсон дёрнул ухом и раздул ноздри.

— …Волос из хвоста зацепился за петлю дверцы витрины, где были украшения, а шерстинки были на ручке шкафа напротив.

— Ну, и что? Может, они там с прошлого года болтались? Припоминаю, как-то в гостях на какой-то вечеринке у неё…

— Нет, сэр, они там «болтались», как вы выразились, не далее чем со дня кражи. Лоскун доказал это радиационным анализом. Теперь у меня два вопроса, капитан Буйволсон. Что вы делали в гардеробной Газелле в день кражи? И что мне теперь делать с этой информацией?

Сердце гепардихи пропустило удар: медленно и неотвратимо, как приливная волна, поднимался капитан Буйволсон из-за стола. Больше всего он был похож сейчас на какого-нибудь обитателя преисподней: кроваво-красные выпученные глаза, наклоненные рога, раздувающиеся ноздри. Переднее копыто буйвола проскрежетало по столешнице. Но самым угрожающим было то, что он не ревел, а говорил даже тише, чем обычно:

— То есть, ты, сержант Лонгтэйл, без году неделя работающая в моём участке, собираешься предъявить мне, капитану полиции и твоему непосредственному начальнику, обвинение в краже драгоценностей Газелле?

Флавия сжалась на стуле, но уже не в страхе, а словно приготовилась сражаться: уши прижались, верхняя губа дёрнулась, сверкнули клыки и когти. И она тоже не стала повышать голос:

— Нет, сэр. Я просто хочу, чтобы вы объяснили, зачем вы приходили в номер Газелле в день кражи в то время, пока она ждала вас в приват-кафе.

— Так ты и это знаешь… — выдохнул буйвол, словно выпустил из себя гнев вместе с воздухом. Затем он сел в своё кресло: — Объяснений, значит, хочешь…

Он вздохнул, смял акты и отправил их в корзину для бумаг.

— Да, сэр.

Он молчал, постукивая копытом по столу. Флавии показалось странным, что на его морде не видно было ни гнева, ни страха. Там было что-то другое. Вина? Стыд?! Небеса всемогущие, чего мог стыдиться грозный Буйволсон?

— А если я откажусь объяснять? Что ты сделаешь?

— Тогда, сэр, я буду вынуждена предъявить вам обвинение. И вам всё равно придётся объяснять, но уже не в частном, так сказать, порядке, мне с глазу на глаз, а официально и под протокол. Шуму будет — мало не покажется. Вам ли не знать, как журналисты любят такие события… Дело и так громкое, а тут ещё такой поворот! К тому же, я ведь пресс-секретарь. От того, как я подам информацию, тоже ведь многое зависит.

— Шантажируешь?

— Озвучиваю то, что вы и так прекрасно знаете.

Она пожала плечами, ещё больше успокаиваясь. Раз капитан до сих пор не прибил её на месте, значит, можно будет торговаться.

— Скажи-ка мне, э-ээ… Флавия, кто ещё знает об этом, кроме тебя? Ник?

Она мотнула головой, удивившись, что начальник вспомнил её имя: