За убегающим горизонтом

Вождь взял Бугенвиля за руку и повел в рощу, где стояли хижины островитян. Остальные путешественники, сопровождаемые толпой, последовали за ними. Вождь привел их в свой дом, крытый листьями пандануса. Фундаментом служили огромные базальтовые плиты. Пол был устлан циновками. На них сидело несколько женщин. При виде чужестранцев они вскочили со своих мест и быстро затараторили «тайо», «тайо». Радушие их не вызывало сомнений.

В хижине находился высокий старик с длинной седой бородой. Но лицо его было без морщин, а тело оставалось стройным и гибким. Мельком взглянув на гостей, он встал и, не говоря ни слова, удалился, полный величия и гордости. Это был первый человек, который встретил французов безразлично и даже холодно. Он явно не одобрял поведение своих соотечественников, так радушно встретивших чужеземцев. Бугенвилю показалось, что старик опасается, как бы появление на их земле пришельцев не нарушило привычного уклада жизни этого народа.

«Что ж, он, пожалуй, прав, — подумал Бугенвиль. — Этот человек, наверное, и сам не подозревает, насколько он мудр. Что может принести жителям острова вторжение европейцев?» Бугенвиль горько усмехнулся. Он знал, что на многих вновь открытых землях вспыхивают эпидемии, занесенные моряками, появляются миссионеры, пытающиеся подчинить туземцев своей власти.

Французы с интересом осматривали украшения, которые были в хижине. К крыше был подвешен какой-то непонятный предмет, сплетенный из гибких ивовых прутьев, с длинными черными перьями неизвестной птицы.

У стен стояли две деревянные фигуры, которые Бугенвиль и его спутники поначалу приняли за идолов. Они были сделаны из черного дерева. И когда Бугенвиль пощупал их, то удивился твердости материала.

Пока путешественники разглядывали убранство дома, его чрезвычайно простую обстановку, состоящую всего из нескольких циновок, принесли угощение.

Вождь предложил всем сесть на траве перед домом — в хижине было слишком тесно. Подали фрукты, жареную рыбу и воду. Принесли два ожерелья из ивовых прутьев, украшенных черными перьями и зубами акулы. Одно из них Эрети надел на Бугенвиля, другое на шевалье д’Орегона, который остался очень доволен такой честью.

Подошли еще несколько стариков, очевидно уважаемые люди племени, и сели в кружок. Эрети знаками спросил, надолго ли Бугенвиль и его спутники прибыли на остров.

Бугенвиль взял восемнадцать камешков и разложил на траве. Часть камешков были белыми, часть черными. Это, очевидно, ввело в заблуждение Эрети. Он спросил, означают ли черные камешки ночь.

Тогда Бугенвиль, собрав восемнадцать белых и столько же черных камешков, дал понять, что речь идет о восемнадцати сутках.

Старики посовещались. Неожиданно один из них поднялся и убрал половину камешков, оставив только по девяти темных и белых. Но Бугенвиль не пожелал вдвое сократить срок стоянки и снова положил прежнее число камешков. Эрети немного помедлил и потом хлопнул в ладоши: он согласен!

— Видимо, Эрети более доверчив, чем другие старейшины, — сказал Бугенвиль Коммерсону.

— Этот народ очень беспечен, как и сама здешняя природа, — отозвался тот, — но старики, очевидно, помнят и худшие времена, поэтому они так осторожны. Интересно, были ли когда-нибудь на этом острове войны, междоусобные распри?

— Трудно сказать, но они определенно знакомы с жестокими нравами европейцев, — ответил Бугенвиль.

— И все же принимают нас с таким радушием! — воскликнул Коммерсон. — Мы должны сделать все, чтобы сохранить с ними добрые отношения и оставить о себе самые лучшие воспоминания.

— Будем стремиться к этому, — вставил шевалье де Бушаж. — Вы, мосье капитан, были совершенно правы, запретив нам брать с собой оружие.

Бугенвиль мягко улыбнулся, стряхнул несколько листьев, приставших к рукаву его- парадного камзола, и поднялся.

— Для первого раза достаточно. Не будем злоупотреблять гостеприимством хозяев и отправимся на корабль, а завтра устроим на берегу лагерь для наших цинготных больных и займемся пополнением продовольственных запасов.

Островитяне были огорчены, увидев, что чужеземцы покидают их. Моряков до самого берега провожала большая толпа. Островитяне оживленно переговаривались, продолжая разглядывать одежду французов, а самые смелые брали их за руки.

И когда европейцы ступили на белый прибрежный песок, раздался опять печальный звук камышовой дудки «виво», хор завел протяжную песню, а девушки принялись танцевать.

Бугенвиль со своими спутниками подошел к шлюпке. В этот момент от толпы отделилась девушка и протянула капитану несколько веток пальм, кораллы и букет полевых цветов.

Бугенвиль взял эти бесхитростные знаки внимания и прижал руку к сердцу. Когда шлюпка отчалила, он еще раз взглянул на девушку. Она стояла в пене прибоя и радостно махала рукой. «Как Афродита, рождающаяся из пены волн у греческого острова Кифера, — подумал Бугенвиль. И тут же пришло на ум: — Пометим остров на карте Новой Киферой».

Поднимаясь по трапу на корабль, Бугенвиль еще раз повторил про себя: «Новая Кифера».

Глава VI Якоря остаются на дне