За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове

Андукапар только рукой махнул. Он хотел одного: выговориться, излить душу, поделиться своей тревогой. Всем сердцем любил он Коста, желал ему счастья и готов был сделать все, чтобы помочь в достижении этого счастья. Но, видно, разное у братьев было счастье и не могли они понять друг друга.

Борисов с интересом слушал Андукапара. Коста понравился ему с первой же встречи. Он сразу почувствовал незаурядность в этом юноше, свободном и мягком в обращении, не навязчивом, но весьма определенном в своих симпатиях. Борисов чувствовал, что Коста относится к нему с доверием и уважением, и гордился этим.

Сейчас, слушая искренние жалобы Андукапара, он ловил себя на том, что сочувствует вовсе не этому симпатичному и добропорядочному человеку, пожалуй, слишком уж благополучному, а его брату — неустроенному и мятущемуся.

— Помню, ночи напролет проводил Коста в спорах и разговорах с учителями истории и словесности, — продолжал свои сетования Андукапар. — А какой толк от разговоров? Болтовня болтовней и останется. Он и меня на эти сборища водил. Поначалу, честно скажу, интересно было. Но ведь нельзя забывать о главном. А главное — наука. Сколько я с ним тогда ругался: изучай латынь, изучай закон божий, изучай математику! Иначе из гимназии вылетишь. А он мне, знаете, что в ответ; «Или ты, брат, не видишь — у меня минуты свободной нет. Да я больше всех вас занимаюсь!» А что это за занятия? Один раз прихожу — Сен-Симона «Утопический социализм» читает. Другой раз зашел — историю Парижской коммуны штудирует. Вы думаете, зачем он французский язык так хорошо изучил! «Хочу, — говорит, — энциклопедистов в подлиннике читать…»

— Так что же тут плохого, Андукапар Леванович? — воскликнул Борисов. — Это прекрасно!

— А я вас еще раз спрашиваю: кто его кормить будет? Коста еще совсем маленьким был, а старый Леван у него все допытывался: «Кем ты будешь, лаппу?[6] Офицером — не хочешь. Коммерцию ненавидишь. Священников и юристов презираешь, говоришь, они народ обманывают. Как будешь на свете жить?» А он все свое… Нет, чтобы старика пожалеть. Я вас очень прошу, дорогой, поговорите с ним. Он к вашим словам прислушивается. Внушите, пусть всерьез занимается рисованием. К черту политику! Помогите мне…

«Помочь-то мы поможем, да только не тебе! — думал Борисов, слушая Андукапара. — Брату твоему суждена иная жизнь, не удержать тебе его, не старайся».

Андукапар молчал и выжидающе смотрел на Борисова.

Тот подозвал полового:

— Водки графинчик! — коротко приказал он. Половой исчез.

Кто-то вошел в чайную, и клубы морозного воздуха, ворвавшись на мгновенье, окутали все белой мглой и скрыли друзей друг от друга.

— Вы даже не подозреваете, как нужны сейчас такие люди, как ваш брат, — негромко сказал Борисов. — Молод он еще, горяч — это правда. Но учителя у него хорошие — Герцен, Белинский, Чернышевский, Некрасов. Они плохому не научат. Ему бы еще Плеханова почитать…

Борисов налил водку в граненые зеленоватые стопки.

— Выпьем-ка за нашего Коста, — сказал он весело.

12

Опять он пришел сюда! Стоило Коста отправиться одному на прогулку, как ноги сами приводили его на Семеновский плац. Здесь были казнены народовольцы. Место пустынное, ничем не примечательное, вдали — однообразно тусклые дома.

Падал и таял мокрый снежок. На плацу в этот предвесенний воскресный день никого не было, и только городовой топтался на месте, неизвестно от кого и от чего охраняя пустующий плац. Коста постоял-постоял и хотел уже возвращаться домой, как вдруг заметил на противоположной стороне человека с длинной пушистой бородой. Внимательно оглядывая плац, он время от времени что-то быстро заносил карандашом в свой большой блокнот. Но вот человек решительно пересек плац и подошел к городовому. На пустынной площади голос его звучал громко, и, прислушиваясь, Коста понял, что человек расспрашивает городового о казни.

Городовой, которому, видимо, наскучило топтаться в одиночестве, отвечал охотно и многословно. Он пошел по площади рядом с бородатым, показывая ему места, где были установлены виселицы.

— На деревенские качели похожи… — донеслись до Коста слова городового. — А войска вот так расположены были, полукругом, — он обвел площадь рукой. — Народу собралось видимо-невидимо: конная жандармерия с трудом сдерживала. А я лично так думаю: туда им и дорога, злодеям проклятым! — добавил городовой, заискивающе поглядывая на собеседника и явно надеясь получить от него в благодарность за рассказ щедрые чаевые.

Но человек с бородой сказал сухо и четко:

— Человек не рождается преступником. Зло не присуще его натуре. Но неразумные основы общества иной раз толкают его на жестокость.

— Так точно-с! — подобострастно поддержал городовой, далеко не все поняв в речи незнакомца.

Между тем тот снова достал блокнот и карандаш.