За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове

И сейчас, нагибаясь то и дело за книгами и расставляя их в нужном порядке, он, может быть впервые, пожалел о том, что их здесь слишком много. Коста устал, ныла спина. Полежать бы, так ведь, ироды, и постель всю разворошили…

«О чем это я? — постарался восстановить ход… своих мыслей Коста, чтобы отвлечься от ноющей боли, в спине. — Да, Евсеев. Он, видите ли, недоволен. А договор? Забыли? В нем собственной моей рукой зафиксировано:

«…я, Хетагуров, обязуюсь участвовать в нем своим личным трудом, который должен выражаться как в сочинении статей для нумеров «Северного Кавказа», так, главным образом, в непосредственном наблюдении за составом нумеров… Сообразно с таким назначением моего, Хетагурова, участия в издании, предоставляется мне право, без вмешательства его, Евсеева, заведовать личным составом редакции как в его настоящем виде, так и по мере пополнения его новыми лицами…»

Договор был скреплен гербовой печатью, и Евсееву приходилось, хочешь не хочешь, подчиняться его условиям. Когда же он и его Дульцинея, как прозвал Коста эмансипированную супругу хозяина, забывали об этом документе и пытались обвинять его в превышении власти и в «крамольном» направлении, которое приобретала газета, Коста сухо отвечал:

— Действую на законном основании. Не нравится — верните пай!

Но как вернешь, если пай этот Евсеев давно проиграл в карты!

Постоянные пререкания с Евсеевым раздражали Коста, отнимали силы, которые можно было бы употребить с пользой. Коста всерьез подумывал о том, как бы стать безраздельным хозяином газеты. Но на это нужны были большие деньги, а где их взять?

Поразмыслив, Коста обратился с письмами к интеллигенции Кавказа, прося помочь ему выкупить у Евсеева газету. Народы Кавказа будут иметь свой печатный орган.

Однако мало кто откликнулся на его письма. Прислал свое согласие лишь Андукапар, но денег, которыми он располагал, не хватало. Остальные же писали, что рады бы помочь, да сами бедны, как церковные мыши. А те, кто имел много денег, считали идею Хетагурова сумасбродной. Его земляк Гиоев так и написал:

«Ты ждешь ответа на свое предложение о принятии доли в расходах по изданию газеты «Северный Кавказ».

Это дело мне совершенно неизвестно, и потому я решительно отказываюсь откликнуться на твой призыв. Но не могу не сказать тебе, что ты погубишь свое детище, если будешь трактовать специально горские вопросы. Оставь ты бедных горцев в покое: в газете они не нуждаются…»

Прочитав это письмо, Коста горько усмехнулся. Не нуждаются! По мнению Гиоева, все обстоит так прекрасно, что и писать-то не о чем. Зачем лишний раз раздражать чиновников? Не спокойнее ли наслаждаться собственным благополучием, закрывая глаза на то, что творится вокруг? Вот они, друзья-приятели!

Оскорбленный Коста написал стихотворение, которое так и назвал: «Друзьям-приятелям и всем, кто надоедает мне слезоточивыми советами»:

Мне вашего счастья не нужно, —

В нем счастья народного нет… —

В блестящих хоромах мне душно,

Меня ослепляет их свет…

Их строило рабство веками,

Сгорают в них стоны сирот…

Их, видите ли, не заботит завтрашний день человечества! Конечно, проще не заботиться. Но того добра, какого все они, вплоть до Василия Ивановича, ему желают, — он, Коста, никогда не иоймет. Нет, дорогие, это не для меня, и

Оставьте пустое стенанье,

Советы и вздохи по мне!..

Коль вам непонятно сказанье:

«Не думай о завтрашнем дне», —

Служите слепому кумиру,

А мне не мешайте служить

Всеобщему братству и миру…

Отдайте мне посох и лиру, —

Хочу на свободе пожить!..

5

Слава Коста росла. Он чувствовал это и был очень смущен. «За что?» — не раз с волнением спрашивал он себя. В газету ежедневно приходили письма от знакомых и незнакомых с выражением любви и признательности за его деятельность. Ему радостна была эта любовь, но он все больше чувствовал себя в долгу перед людьми. Ему казалось, что любовь и уважение не заслужены им.

Коста держался со всеми ровно, приветливо и скромно. Тот, кто впервые увидел бы его, в неизменной серой черкеске, никогда не подумал бы, что имя этого человека уже известно по всему Кавказу.

Кроме очерков, статей и памфлетов, Коста печатал в «Северном Кавказе» свои стихи, поэмы, пьесы, написанные по-русски. И снова, как в юности, находились ценители, которые упрекали его в подражании Лермонтову, Некрасову, Чернышевскому. Только теперь эти упреки не огорчали Коста, а вызывали гордость, — видно, прочно усыновила его великая русская литература.

Произведения Коста будоражили умы, привлекали внимание к наиболее острым проблемам.