За волной океана

— Меня, Сергей Васильевич, родители нашли в ржаном поле. Имени у меня не было, отец подумал, подумал и изрек: «Назовем его Гришкой!»

Кто-то из офицеров хихикнул, в рядах зашептались, раздался даже веселый смешок. Но Гаврилов на это не обратил никакого внимания, он тут же отпарировал комбригу:

— Возможно, вас и нашли родители в ржаном поле, но корабль, изволю заметить, рождается на стапелях и имя ему дают заранее. Это — один из самых ответственных и волнующих моментов. — Гаврилов хотел было уже сесть, но решил еще сказать несколько слов. — Считаю, что любое дело надо делать страстно, убежденно, ибо оно, и только оно, возвеличивает личность. — И он сел.

Комбриг весело заметил:

— А ты, Сергей Васильевич, критику не очень-то жалуешь. А она, критика, вроде бальзама на сердечко. — И капитан 1-го ранга обратился к офицерам: — Ну что, товарищи, продолжим нашу работу...

«И ты, Григорий Павлович, не очень-то обожаешь критику», — неприязненно вздохнул Гаврилов.

После совещания комбриг всех отпустил, а Гаврилова задержал. Он неторопливо вышел из-за стола, закурил сам и предложил сигарету ему, но Гаврилов отказался, сославшись на то, что у него разболелась голова. Зерцалов молча подошел к окну, долго и задумчиво смотрел на залив, где стояли корабли, потом также молча подошел к карте, сделал на ней крестик синим карандашом и, вернувшись к столу, сел в мягкое коричневое кресло. Все это время Гаврилов мучительно размышлял, зачем он понадобился комбригу. Неужели обиделся на реплику и теперь будет выговаривать ему с глазу на глаз?

Комбриг погасил сигарету в черной массивной пепельнице, снова посмотрел в окно, а потом тихо, словно говорил с собой, сказал:

— На душе у меня кошки скребут...

— Что-нибудь случилось? — осторожно спросил Гаврилов, надеясь вызвать комбрига на откровенный разговор.

— Твой друг Сокол задержал судно-нарушитель, отконвоировал его в порт, а сети остались в море.

— Чьи сети?

— Судна-нарушителя, — громче обычного сказал капитан 1-го ранга. — Кажется, я накажу его на этот раз. Сети-то ладно, их можно было взять на борт и позже. Тут, Сергей Васильевич, другое. Сокол грубо нарушил святая святых... — Комбриг подошел к Гаврилову близко, поглядел прямо ему в глаза. — В море при задержании судна создалась сложная ситуация, а Сокол в это время отдыхал в каюте! Кораблем управлял старпом. Видите ли, старпом не разбудил командира, дескать, две ночи подряд Сокол не спал. А ведь в Корабельном уставе в статье сто пятидесятой прямо записано: в сложных условиях плавания командиру корабля оставлять ходовой мостик — главный командный пункт — недопустимо. Старпом судно задержал, а сети, по своей неопытности, на борт не выбрал. Пришлось снова посылать «Вихрь» в тот же район, чтобы выловить сети. Это ведь для нас улики! — Зерцалов подошел к карте, висевшей на стене, показал на синий крестик. — Вот здесь, у гряды банок иностранцы ловили рыбу. Кстати, еще не ясно, почему судно заходило в шхеры. Может быть, кого-то собирались взять на борт? Генерал Сергеев предупреждал нас...

«А на совещании комбриг и словом не обмолвился о просчете Сокола, — подумал Гаврилов. — Видно, оберегает его авторитет». Словно догадавшись о его мыслях, комбриг сказал:

— Я не стал об этом говорить на совещании, ибо не выяснил до конца все обстоятельства задержания судна-нарушителя. Упущения командира «Вихря» мы разберем во всех деталях позже. Однако меня, Сергей Васильевич, волнуют не сети, доказательства нарушения морской границы есть и без сетей, капитан судна уже подписал акт и признал себя виновным, — несколько смягчившись, продолжал комбриг. — Сокол не использовал гидроакустическую станцию в дозоре, а в том районе возможно появление чужой подводной лодки. Помните, три года тому назад командир «Алмаза» задержал нарушителя границы, которого должно было взять «рыболовное» судно? Как после выяснилось, этот нарушитель оказался иностранным агентом.

— Тот, который добрался до берега и стал отстреливаться, когда катер с моряками подошел к причалу? — уточнил Гаврилов.

— Вот, вот, тот самый, — подтвердил комбриг. — Это было в районе, где и теперь задержали судно.

Комбриг долго молчал. Он, видно, снова вспомнил Сокола и все еще в душе был огорчен его просчетом и теперь, размышляя об истоках ошибки, пришел к выводу, что командир «Вихря» не проявил должной требовательности ни к себе, ни к старпому: будь на месте старпома другой офицер, он непременно вызвал бы командира на ГКП, тем более при задержании судна. Комбриг недовольно пробурчал:

— Да, кажется, я накажу Сокола. Есть в нем этакая бесшабашность и отсутствие должной требовательности к офицерам...

Гаврилов на это ничего ему не ответил. Тот подошел к столу, собрал лежавшие на нем материалы совещания, положил их в сейф и коротко бросил: