За волной океана

Раздался телефонный звонок. Гаврилов вышел из-за стола, снял трубку, сказал несколько кратких, отрывистых слов и, повернувшись к жене, спокойно произнес:

— Тревога. Мне надо на корабль...

— Да, — словно спохватилась Елена Дмитриевна, подавая ему фуражку, — к нам заходил Кречет. Чем-то очень встревожен, хотел тебя видеть.

— Встречусь с ним после похода. — Гаврилов глянул на вроде бы оробевшую Аню. — Извините, служба...

За ним захлопнулась дверь. Елена Дмитриевна с минуту постояла у окна, глядя на мужа, бегущего к причалу.

— Так вот и живем на границе. Привыкнешь и ты, Аня, к нашим порядкам. Что ж, давай пригубим по рюмочке за здоровье Игорька моего и наших мужей...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

«Ястреб» нес дозор у Каменных братьев. В неверном лунном свете острова скорее напоминали изломанное каменное плато; деревья, чудом уцепившиеся за базальт островов, издали казались тощими кривыми прутиками, такими несуразными по сравнению с красавцем кораблем.

Сейчас корабль лежал в дрейфе. Волны плавно качали его, и капитан 2-го ранга Гаврилов ощущал это на ходовом мостике. Почему-то память назойливо возвращала ему слова генерала Сергеева: «Я не стану уверять, что чужой корабль появится сегодня или завтра, ночью или днем, в дождь или ветер, но он непременно появится. И очень прошу вас, будьте в море настороже. Комбриг Зерцалов говорил, что у вас есть хватка, надеюсь, чужаки не уйдут...»

Гаврилов попросил вестового принести ему горячий чай, а когда расторопный матрос протянул ему дымящийся стакан — пить не стал, кивнул на старпома Покрасова:

— Вот ему отдай, старпому нужнее, а мне потом принесешь...

Покрасов пил чай, а сам размышлял: «Все же есть у Гаврилова доброта, но, пожалуй, суровости в нем больше...»

Рассвет наступал медленно и был каким-то загадочным. Стаяла мглистая ночь, угасли звезды, и вот уже заалел край неба. Впечатление такое, будто далеко-далеко брезжит пламя костра, лижет небосклон, отражается в серо-зеленой воде.

— Я люблю рассветы, есть в них что-то манящее, — глядя на командира, сказал старпом Покрасов. — А вы, Сергей Васильевич?

— Мне довелось повидать другие рассветы — кровавые, — задумчиво и вроде бы не совсем к месту отозвался Гаврилов.

«Кровавые рассветы... Видно, войну вспомнил», — подумал Покрасов. В глубине командирских глаз он увидел искорки, но они тут же погасли, и старпом невольно подумал о том, что Гаврилов, видно, устал, ему бы надо хоть часок отдохнуть. Но Покрасов знал, что командир не сойдет с мостика до тех пор, пока корабль не обследует заданный район.

— Будь я художником, непременно положил бы на холст это утро, — после недолгой паузы сказал Покрасов. — Оно — само очарование.

— Да вы, Игорь Борисович, как погляжу, романтик, — насмешливо изрек капитан 2-го ранга.

— В самом деле? — удивленно вскинул брови Покрасов. — Вот уж не думал, что я — романтик. Стихов о море не пишу, девушкам свиданий не назначаю... — Он выдержал паузу, поскреб пальцами свой покатый лоб и решительно добавил: — Нет, я не романтик.

По лицу командира прошлась невеселая улыбка.

— Если рассветы берут вас за душу, стало быть, вы сами ответили на свой вопрос. Мне же сказали другое...

В его голосе старпом уловил затаенную сдержанность. Покрасову вспомнился разговор с Варей. Она горячо убеждала Покрасова, что ее отец — человек весьма выдержанный, никогда понапрасну не горячится, зря не обидит. Говорила: сколько себя помню, ни разу не слышала от него плохого слова. Правда, человек он очень строгий, но тут уж ничего не поделаешь: мол, ты же сам, Игорь, говорил, что командиру нелегко нести свою ношу, что он отвечает не только за себя, но за весь корабль. А я еще от мамы слышала, что отцу в годы войны пришлось и смерть рядом видеть, и тонуть на горящем корабле, и свою кровь пролить. Но он выстоял, значит, силы у него есть...

Покрасов понимал Варю, но чувствовал себя неловко, потому что она не хотела, чтобы отец знал об их дружбе. Теперь Гаврилову все известно, и Покрасов все эти дни ходил по кораблю сам не свой — как поведет себя Варя, если он расскажет ей об этом? Он боялся, что она послушается отца, и, когда позвонил в Москву, не сразу открылся ей, но она сама почувствовала в его словах тревогу. Спросила спокойно, не повышая голоса: «Что там у тебя случилось? Я же чувствую, и не пытайся, Игорек, уйти от прямого ответа». Он без колебания ответил, что, мол, у него все хорошо, просто устал в море, только недавно вернулись из длительного похода. Он надеялся, что этого будет достаточно и он успокоит Варю, но ошибся. Она заявила напрямик: «Ты от меня что-то скрываешь. Я сейчас же, немедленно позвоню домой и спрошу у отца, что там у тебя на службе». Дело принимало нежелательный оборот, и тогда Покрасов сказал: «Твой отец устроил мне баню». В ответ Варя захохотала: «Узнаю отца, он у меня такой, ревнует ко всем, с кем у меня дружеские отношения. Но ты, Игорь, другое дело, ты мой будущий муж, поэтому советую не переживать. Все будет так, как этого хочу я».