За зелёной звездой (СИ)

Тиканье двуцветных часов, висящих над проёмом двустворчатых дверей, ведущих на главную лестницу, раздавалось особенно громко. Но оно не заглушало шума льющейся из крана воды, доносящегося из-за приоткрытой дальней двери.

— Мам, пап, доброе утро! — направившись на шум воды, воскликнула Фарида, она понимала, что кто-то из них точно не спит.

Так и не получив ответа, она распахнула дверь и увидела склонившуюся над умывальником мать. Она не ответила.

— Мама, доброе утро! — повторила Фарида.

С каждым шагом улыбка сползала с лица девочки, сменяясь выражением беспокойства.

Мать стояла спиной ко входу, прислонившись головой к зеркальной поверхности шкафчика. Даже оказавшись сбоку от матери, Фарида не могла видеть её лица из-за упавших тёмных волос, достающих до прилегающего к стене бортика раковины, одна рука Лонсии облокачивалась на зеркало, а другая лежала на вентиле.

— Мам? — Голос Фариды дрожал, поскольку она заметила, что тёмно-зелёное платье матери побурело в районе живота.

Когда Фарида коснулась локтя матери, то почувствовала, как от руки по телу прошлись тысячи мелких игл, а сердце болезненно сжалось. В этот миг будто исчез стержень, поддерживающий мать, и её ладонь заскользила по стеклу.

Не в силах совладать со стуком зубов и дрожью, Фарида потянула мать на себя. Та без сопротивления накренилась, и Фарида осторожно опустилась вместе с ней на пол.

Фарида не знала, сколько времени просидела коленях с головой матери себя на плече. Она будто оцепенела, лишившись способности не только действовать, но и мыслить.

Когда туман в голове начал рассеиваться, у Фариды не осталось сомнений в том, что мать мертва. Даже перед закрытыми глазами стояла эта маска смерти — лицо с запавшими внутрь веками и застывшими потёками крови на щеках.

Несмотря на то, что пол был тёплым, Фарида дрожала от холода, не в силах сдвинуться с места. В голове роилось множество мыслей, которые, не успев сформироваться до конца, тонули в пустоте. Из полного ступора неверия и непонимания ступора её вывела хлопнувшая где-то дверь. Фарида, моргнув, аккуратно положила тело матери на гладкий, почти зеркальный, камень, стараясь не смотреть на огромную дыру у неё в животе, и, облокачиваясь на раковину, поднялась на ноги.

На зеркальном шкафу остался лишь след от скользившей по ней ладони, а от бортика раковины до слива тянулся тонкий красноватый путь капли крови, смытой всё ещё льющейся водой. И только белоснежный пол ничего бы не говорил о страшном убийстве, будто и не проливалась на него тёмная кровь. Вот только лежащее на нём тело не давало усомниться в произошедшем.

Фарида набрала в руки ледяную воду и провела по лицу. Она заставила себя отбросить всё лишнее, оставив лишь в себе мага стихий. Камень не был для неё таким помощником, как огонь, но всё же слух у неё был отменный. И она определённо слышала, как хлопнула дверь, а значит, убийца всё это время мог быть здесь.

Фарида выключила воду и, озираясь по сторонам, направилась к королевским покоям. Враг мог скрываться за каждой статуей, а возможно, и сами статуи были заколдованы. Про чары невидимости она старалась не думать. Чрезмерная осторожность, по словам её наставника, не всегда помогает, но хотя бы даёт какой-то шанс. Хоть Фарида и считала, что в Жемчужном Замке чары чужаков не действуют, но когда дело доходило до волшебников, ни в чём нельзя быть уверенным.

Но никто так и не выскакивал из теней, от чего решительность Фариды с каждым шагом становилась всё призрачней. Куда проще справиться с материальным врагом, чем с тем, что рисует отравленное ужасом сознание.

Оказавшись в спальне отца, Фарида упала на колени и, уткнувшись лицом в пол, зарыдала. «Почему?» и «за что?» можно было различить между всхлипами. В этот миг ей было не важно, есть ли убийца рядом, или уже скрылся, ведь произошло то, чего нельзя изменить.

Труп отца лежал на полу посреди комнаты. Точно так же, как и у матери, у него были вырваны глаза, и сквозь дыру на животе Фарида видела позвоночник и скопившуюся на внутренней части спины кровь. Но если на платье матери почти не было следов, то светлая рубашка и штаны были в кровавых пятнах и разводах.

Биение сердца спорило в громкости с тиканьем часов. Всё было неправильным. Невозможным.

Больше она не увидит их улыбок, не услышит голосов. Не будет ни упрёков, ни похвалы, ни добрых слов. Теперь, когда навсегда потеряны двое родных людей, ей казалось, что мир раскололся, рухнул в небытие. Лишь одна мысль на краю сознания не позволила ей окончательно впасть в уныние. И ведомая страхом и проблеском надежды Фарида вскочила и со всех ног бросилась прочь из комнаты.

***

Комната была просторной и светлой, но белоснежным в ней был лишь потолок, с которого свисала витая люстра из золота и хрусталя. На стенах, мебели, комнатных растениях и лежащем на полу ковре царили два цвета: золотисто-жёлтый и зелёный.

Фита, стоящая с расчёской в руке у овального зеркала в малахитовой раме, застыла, глядя на ворвавшуюся к ней сестру. Фарида была бледна, с круглыми от ужаса глазами и тёмными пятнами на светло-голубом платье.