За золотым призраком

Отто на секунду поднял взгляд – госпожа Райс искренне побледнела, как если бы снова увидела то же самое, огромное, пролетевшее ночью мимо ее иллюминатора. «Вот незадача, клянусь священными водами Стикса! Что же делать? Да ничего не сделаешь, поздно ей рот затыкать, уже все выболтала инспектору! Крашенная каналья, чтоб тебя черти в котле варили!»

– А потом мне – видит бог! – послышалось, как в воду упало с шумом что-то тяжелое…

– Какой ужас! – У госпожи Ронштет так часто начали прыгать брови, что Отто подумал, а не подключили ли к ним переменный ток? Госпожа Ронштет искренне, от избытка острых впечатлений, всплеснула ладошками, ярко-красные длинные ногти сверкнули перламутровым блеском. Грудь поднималась и замирала на вдохе. – И вы, вы… не умерли от такого? Я бы, наверно, не дожила до утра!

– Ах, дорогая Хилери! Представьте себе мое состояние в ту минуту! Сначала я хотела позвать нашего капитана, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. Мне казалось, что если я закричу, то это упавшее непременно поднимется и всунет свое страшное лицо ко мне в окошко! А то и руку протянет, схватит и вытащат вон из комнаты!

– О-ой!

– Когда немного пришла в себя, подумала, может, это ночная сова мимо окна пролетела…

«Сама ты сова ночная! – с раздражением подумал Отто, чувствуя, как под ним словно накаляется до красна жесткое венское кресло. В душе вспыхнула такая досада, что он едва не скомкал и не сорвал с груди засунутую за воротник салфетку, но поймал настороженный взгляд Карла; тут же взял себя в руки. – Не спалось тебе, чертова кукла, о Жофреях все мечтаешь…»

– И вы не рассказали всего этого инспектору?

– Ну что вы, дорогая Хилери! – Госпожа Райс произнесла это с таким удивлением, что Отто невольно усмехнулся.

«Если бы артисточка не рассказала всего этого инспектору, ее к раннему завтраку уже разорвало бы от распиравшего нетерпения поделиться хоть с кем такой новостью».

– Я все-все рассказала инспектору. Он при мне что-то записал в свою книжечку, щелкнул замочком на этой книжечке и выскочил из комнаты, как будто из моего шкафа вдруг выглянуло жуткое привидение?

– Отчего же? – не поняла госпожа Ронштет. – Он куда-то торопился? Наверно, сказал, что…

– Представьте себе его изумление, – прервала подругу рассказчица, – дорогая Хилери, когда я сказала ему, что отчетливо видела… Нет, будто бы успела разглядеть, – поправила себя господа Райс, – как мимо окна мелькнуло т о большое черное и белая рука со скрюченными пальцами! А? Что с вами?

Госпожа Ронштет, потрясенная до немоты, прижала к щекам ладони и во все глаза глядела на собеседницу, словно… та сама превратилась во вставшее из-под земли жуткое видение… Не удивилась бы известию, что-то «большое и черное» все-таки поднялось из воды и заглянуло в «окно» к ее подруге…

– До утра я так и не смогла уснуть… От этого теперь и выгляжу такой усталой. И голова немного болит. После завтрака надо помационить на свежем воздухе, пока не жарко… – Высказавшись столь подробно, госпожа Райс почувствовала несомненное облегчение – этого не сказал бы о себе Отто Дункель! – придвинула тарелку с овощами.

– Какой ужас. Боже мой! – Госпожа Ронштет все еще была в возбужденном состоянии. – Мне еще ни разу не приходилось путешествовать в такой нервной ситуации. У меня волосы дыбом встают от этих жутких случаев, верите ли, дорогая Линда! – И неожиданно для Отто она с завидным аппетитом принялась за поданный завтрак.

«Ну и кашу заварил наш Африканский Лев! Теперь непременно начнет доискиваться, кто это летел мимо каюты неувядающей артистки? И доищется! У инспектора, похоже, звериный нюх на такие причудливые происшествия! Здесь он как в своей родной стихии! – С трудом владея мимикой, Отто выразительно посмотрел на Фридриха Кугеля, который “кормил” какими-то новостями своих соседок по столику. – Паркер уцепился за ниточку, теперь размотает весь клубок. А в середине того клубка…»

Со своего места поднялся Вильгельм Зальцман, он же «Меченый», и, не дожидаясь ушедшего на камбуз официанта, выложил деньги на стол, пошел к выходу. Чем внимательнее смотрел на этого человека Отто Дункель, тем все больше убеждался – он видел его! Быть может, давно, несомненно, в другой жизни – не такого седого, без этих старческих складок у рта и без этого шрама на лбу у правого виска – такие шрамы оставляют пули, чудом скользнувшие по краю тела…

«Но где я мог его видеть? Здесь, то есть в Африке, или еще в Германии? – напрягал память Отто, наблюдая за “Меченым” из-подо лба. – Война многих пометила несмываемыми метками… А иные, – вспомнился последний переход через Атлантический океан на субмарине, Мартина Бормана вспомнил, – иные сами себя “украсили” боевыми метками, сделав пластические операции, чтобы изменить внешность».