За золотым призраком

– Наверняка какая-нибудь привлекательная дамочка проговорилась ненароком, что обожает усатых кавалеров… Только мне кажется, я ни одного часа не видел его абсолютно трезвым, он вечно пребывает под легким облачком несравненного Диониса. А по нынешнему конфузу в ночь и вовсе запьет. Что тогда делать будем? – спросил так, словно ему было какое-то дело до поведения этого пассажира.

– Вольному воля, – философски равнодушно заметил на это инспектор Паркер. – В этом деле мы ему не советчики.

– Дельфины! Дельфины! Господа, смотрите, сколько их приплыло!

Крики донеслись от правого борта, где толпились пассажиры, почти все в ангельско-белоснежных одеждах при такой жаре. Некоторые из них бросали дельфинам рыбу, которую предприимчивые матросы специально выносили на палубу и продавали желающим покормить этих владык океана, красавцев, о которых среди моряков ходили такие дивные легенды и бывальщины.

Карл и Вальтер обрадовались возможности оставить взрослых и побежали к поручням. Стая дельфинов – их было шесть штук – блестящие, юркие красавцы, с шумом вылетали из воды, описывали небольшую дугу и разом, словно отлично отрепетированная команда пловцов, уходили в глубину, чтобы через несколько минут снова блеснуть глянцевыми, как отшлифованный темно-голубой сверкающий мрамор, спинами. Дельфины резвились, а может, по-своему приглашали старших по разуму собратьев – землян погулять в необозримых просторах океана…

В те несколько секунд, когда всеобщее внимание было обращено в сторону дельфинов, Марк Паркер успел опустить правую руку вниз, к чугунной массивной ножке, и что-то небольшое, черного цвета, осталось примагниченным в тавровидном пазе стойки.

– Пойду и я гляну на этих дивных рыб, – инспектор неторопливо поднялся со скамьи. – У меня при виде дельфинов иной раз возникает такое ощущение, что человечество рано или поздно погубит себя в жестоких войнах, а на Земле останутся только рыбы. И среди них воцарятся эти разумные дельфины. – Притронувшись двумя пальцами к коротким полям шляпы, инспектор направился к поручням, встал неподалеку от младших Дункелей, которые вместе со всеми махали руками и что-то кричали гигантским рыбам.

– Наклюнулся еще один наш пациент, – негромко и внешне невозмутимо произнес Фридрих, не поворачивая лицо к Дункелю, у которого от этих слов, как и минуту назад, по спине прокатился предательски нервный холодок.

– Кто? Неужели «Меченый», – и голоса своего не узнал.

– Нет, фрегаттен-капитан. Теперь это хозяин кайзеровских усов.

– Не может быть! Этот… «Клетчатый»? Пьянчужка? – Отто поразился так, словно перед ним у ног из-под горячей палубы вдруг вздыбилась Химера, само воплощение омерзительного безобразия и страха! И тут же припомнил странное и стремительное появление Жильбера Пула у трапа «Британии» буквально за минуту до отплытия. – Вот так сюрприз нам день за днем! Что узнал? Была от него телеграмма? Или ему адресовали?

– Сам «Клетчатый» посылал, – все с тем же бесстрастным лицом, как о пустяке, подтвердил штурман, а глазами следил за гуляющими – нет ли рядом или поблизости еще кого из заинтересованной публики? Вроде бы каждый занят своим интересом – следят за дельфинами и альбатросами, разговаривают, загорают или пьют у стоек на палубе прохладительные напитки. – Слушай, читаю по памяти: «Город Блумфонтейн, адвокатская контора Эриха Цунге. Сообщите дяде, еду в Австралию за тремя китами. Ганс». Ты в восторге от такого попутчика, мой фрегаттен-капитан, так? По-моему, отличный парень, свой в доску, как говорится!

– Бот как! – Отто хлопнул себя ладонью по щеке, помотал головой. – Клянусь священными водами Стикса, в этом что-то есть интригующее!

За тремя китами? Это, выходит, что мы в кашалотов переделаны… Ганс? Но почему Ганс? Ведь он едет как Жильбер Пул! Англичанин! Хотя, по правде сказать, его английский мало чем лучше моего индусского. – Отто взъерошил коротко стриженные волосы, с удивлением посмотрел на Фридриха, будто ожидал, а не припрятал ли старый дружище еще какой-нибудь сюрпризик?

– Черт его знает! – ругнулся штурман и пожал плечами, с трудом сдерживая бесстрастное выражение лица. – Может, он и не Ганс, и не Жильбер, а какой-нибудь Генрих или Иоганн…

– Постой, постой! – Дункель схватился за подбородок, как будто именно там был кончик нити-мысли, мелькнувшей в голове. – Ганс! Сообщите дяде… О-о, надо же так нагадить самому себе! Никакой я не Черный Волк и не Железный Дункель! Я безмозглый альпийский баран, я засохший на камнях краб и ничего не видящий слепой крот…

– Отто, успокойся, на нас оглядываются… Что с тобой? – Фридрих пытался прервать поток брани, которой Дункель поливал сам себя, но фрегаттен-капитана, похоже, охватила истерика.

– Я полнейший кретин! Да-да, не спорь со мною, именно кретин! И таких кретинов еще не видела старая Европа!