Потому что все врут всегда, только не всегда об этом догадываются. А если вдруг догадываются, то это уже можно считать моментом высшей истины, и вот тогда и получается, что ты точно знаешь, что врешь, а у собеседника глаза теплеют, и он поворачивается к лесу задом, а к тебе передом. Не смотри на меня так, я имею в виду нежную душу, а не то, о чем ты сейчас подумал.
— Вот спрашивается, откуда ты так хорошо знаешь, о чем я сейчас подумал?
— Тоже мне бином Ньютона. — Нель смеется, я тоже смеюсь в ответ, а сам мучительно думаю, как бы так сделать, чтобы она если не телом повернулась, то хотя бы глазами потеплела.
Нель, мне плохо, мне очень плохо, подойди ко мне, обними, положи руку на лоб. Может, у меня температура, я не знаю, не уверен, но надо проверить. Уложи меня в постель, поцелуй в висок, принеси молоко с мёдом, я ненавижу молоко с мёдом, но ты скажи: «Не капризничай», и я выпью. А может, всё еще хуже, может, у меня рак, может, у меня СПИД, может, я скоро умру, Нель, ведь может такое быть? Ты тогда заплачешь, а будет поздно! Нель, неужели живого ты меня никогда не пожалеешь? Тебе не кажется, что это слишком, что это жестоко, что это бесчеловечно? Нель, я не люблю тебя, но это ведь еще не повод, чтобы совсем меня не пожалеть, не обнять, не положить руку на лоб, не поцеловать в висок. Почему так?
Я резко встаю, потому что трещины на потолке начинают складываться в отчетливую фразу и мне внезапно становится очень страшно.
— Нель, солнце, что ты будешь пить?
Суньцзы сказал:
«Война — это великое дело государства, основа жизни и смерти, Путь к выживанию или гибели. Это нужно тщательно взвесить и обдумать».
...Ваша светлость вчера с таким грохотом выпала из эфира, что я даже заволновалась. И вышла вечером из дома с твердым намерением обойти все больницы и морги — не случилось ли чего. Первым делом я заглянула в бар на набережной — у меня было нехорошее предчувствие, что Вы могли пасть (ну, скажем, жертвой) от руки каких-нибудь средиземноморских террористов. Другие заведения посетить в этот вечер я уже не успела, зато там провела расследование со всей тщательностью, на какую только была способна, даже припоминаю, что несколько раз заглядывала под стойку. Небеса, как водится, не обошли своим вниманием такое усердие, и я все-таки Вас разыскала. Правда, звали Вас как-то странно, да и выглядели Вы не самым привычным образом, но шутили, как всегда, отменно, и я решила не придираться к мелочам. Так что спасибо за чудесный вечер, а что до того, что я внезапно исчезла, — так с кем не бывает, ну могут же у человека появиться срочные дела...
Всё идет отлично, а настроение поганое. Пожаловался вчера Юльке, она велела срочно найти какую-нибудь уважительную причину. Должно помочь. «Я, — сказала Юля, — валю либо на предменструальный синдром, либо на полнолуние. На крайний случай есть еще солнечные бури, большие противостояния планет и перемена погоды».
Я начал было говорить, что глупости это всё, а потом вспомнил, как сто лет назад, когда мы с Костей жили в общежитии, пришло нам в голову напиться. Купили мы водки с пивом, огурцов соленых и взялись за дело. Через некоторое, довольно непродолжительное, время я тряхнул длинными еще тогда волосами и гордо произнес: «Ты же понимаешь, что мы достигли такого уровня духовного развития, что окружающий мир слишком слаб, чтобы как-то на нас повлиять». Костя хлопнул глазами, но возражать не стал. И тут в комнате погас свет. Мы от удивления немного протрезвели — не окончательно, но, во всяком случае, смогли без посторонней помощи выйти в коридор. В комнате слева от нас свет горел. В комнате справа — тоже. Мы тихонько вернулись к столу, зажгли свечку и допили всё, что у нас к этому времени оставалось, буквально за пять минут, в полном молчании.
«Как говорили в моем пионерском лагере, вспомнишь про дурака — он и появится», — сказал я Косте, встретив его на следующее утро в коридоре университета.
Вид у моего бывшего друга был такой, будто он никак не может сообразить, ему уже переходить на другую сторону улицы или все-таки рискнуть репутацией и поболтать со мной пару минут о погоде. Но благоразумием он никогда не отличался, поэтому парой минут мы не ограничились и пошли пить кофе.
Скорее всего, он, как и все мы, просто не знает, где у этой улицы другая сторона...
Суньцзы сказал:
«Те, кого древние считали преуспевшими в войне, покоряли тех, кого можно было покорить. Поэтому победы преуспевших в войне не требовали мудрости или мужества. Поэтому их победы были свободны от ошибок. Тот, кто свободен от ошибок, отправляется побеждать тех, кто уже побежден».