Забереги

Какое-то общее сумасшествие настало. Под крики и матюги, под плач и смех на Демьяна повалила вся эта взбудораженная толпа. Он пробовал улыбаться, еще со смехом звал Айно, но вовсе не в шутку тянулись к нему женские руки, вовсе не из простой угрозы размахивал острогой Коля-Кавалерия. В какое-то мгновение Демьяна чуть не свалили. И тут он, уронив на лед свой смех, изловчился, прыгнул в сани и хлестнул резвую лошадь:

— Эть тебя! Эть вас всех, глупые люди!..

Но снежная пыль за ним кружилась недолго, недолго кружились и крики вокруг плачущей Айно. Домна наконец сказала свое ничего не значащее:

— А прах с ним. Девка ты молодая, чего плакать?

Самусеев подхватил ее слова:

— В самом деле, скатертью дорога. Время мы теряем только… Председательша, я артелью распоряжаюсь? — больше для формы спросил он и, не дожидаясь ответа, принялся делить людей: — Значит, так: по двое разбирайтесь. Этот ловелас…

— Да не ловелас — Демьян, — поправила Домна.

— Ну, все равно — Демьян, — улыбнулся Самусеев. — Кое-что он дельное говорил. Ты, Домна, припоминай, где у вас были ямины, ставь там вешки. Мы с Колей будем рыбачить. Да! — спохватился он. — Рубите проруби, да пока не до дна, корочку оставляйте. Как в одной спустим воздух, на другую перейдем, корочку долбануть недолго. Под ноги смотрите только, не свалитесь в прорубь. Ну, где первая пара, кто?

Он еще выкрикнуть не успел, как толстобокая Ия подхватила Митю и понеслась вслед за Домной, а Светлана, чтобы не опоздать, схватила за руку Володю, на очередь потянула.

— Да что же это? — от одной к другой паре забегала встревоженная Марьяша. — Да где вы, девки, всему этому научились?

— А ты сходи, где мы были, — посоветовала Ия, заслоняясь от нее Митей. — Там тебя просветят. Там тебя минуту живую ловить научат…

Марьяша что-то отвечала, но Домне было не до ругани. Промысел оборачивался такой удачей, что она худым словом боялась спугнуть ее, эту случайную горькую удачу. На том месте, где все они родились и выросли, ходили теперь, как тати, зубастые щуки. И щук этих надо было пустить на мясо, а мясом надо было накормить целую деревню. Домна поглядывала: хватит ли? Вторая прорубь, сделанная Ией и Митей, дала немного — пяток недоростков. Однопалой острогой их было и не взять, Самусеев рукой, как клешней, похватал. Теперь Домне хотелось побольше. Светлану и Володьку она повела на прудок, который был прямо за углом конторы, на заросшем черемухой задворье. Там соловьи распевали так, что матюги Алексея-председателя глушили, — он даже сердился: «Кой черт распелись, поругаться не дают!» У колодца Домна могла и промахнуться, а здесь — нет, место приметное; торчало изо льда несколько засохших черемуховых вершин. И когда Светлана с Володькой в каком-то молчаливом согласии пробили последний ледок, из лунки щуки повалили, как Алексеевы матюги. Не только Самусеев и Коля — сама Домна тоже бросилась помогать, чтобы не упустить чего. Двадцать одно полено успели выхватить из воды, прежде чем рыба надышалась и отошла от продуха! Теперь Домна не сомневалась, что деревню накормят. Она уже так рассудила: всю рыбу в колхозный молочный ледник, который все равно пустует, и раздавать по трудодням, мерзленькую. Никакого другого дележа! Осатанеют да подерутся еще, дай волю. И про других голодных забудут. А другие — это и Верунька-сиротка, и баба Фима, и баба Харитина. А другие — это и страдальцы в ближних госпиталях. Взять хотя бы Череповец — ведь рядом совсем, а там покалеченного люда не счесть. Чего проще — отправить в госпиталь подводу? Да что там подводу — и три, может, наберется. Удача им, рыбарям, выпала, настоящая удача. Возьмет она с собой в Череповец и Володьку с Митюшкой, а то и девок прихватит, — пускай посмотрят город, пускай погуляют. Была бы рыба, была бы только… Когда вычерпали и четвертый продух, пробитый Марьяшей и Капой на месте вечной грязи, в Фиминой логотинке на задворной улице, и наложили там добрую зеленую поленницу, она своими планами поделилась и с Самусеевым. Тот залюбовался только что сложенной поленницей, весело кивнул, постукивая верхним полешком, — госпиталь, мол, дело хорошее. А как же плохим оно могло быть? Вот только бы рыба… Полный промах с пятым продухом, пробитым Василисой Власьевной и Марысей, ее не обескуражил. Да и Самусеев так сказал: прошибли маленько, бывает. А метила здесь Домна ни больше ни меньше, как в свой собственный погреб; у них с Кузьмой погреб копался такой глубины, что лед там все лето держался. Домна думала, размыло и унесло земляную крышу, а ямка-то осталась. Ан нет: острога, когда потыкали, в крышу уткнулась. Неудача даже обрадовала: смотри ты, стоит еще погребок!