Ларин имеет полное право на меня обижаться. Это я делала выбор за нас двоих. Могла простить, но предпочла мужчину, которого любила больше. Каждый несет свое бремя вины.
Андрей всегда был сильнее, поэтому извиняется он. Я тоже должна бы покаяться, но что-то не готова.
— Пожалуйста, — выталкиваю из сдавленного горла и тут же прошу — не бросай ее теперь, если решил появиться.
— Не брошу! — решительно заявляет Ларин, — и тебя не брошу, если понадобится помощь.
Краснею от порывистого заявления. Взгляд Андрея блуждает по моему лицу, опускается на губы и там задерживается.
Мне жарко и кружится голова. Становится трудно дышать. Нужно заканчивать встречу.
Лихорадочно заканчиваю с организационными вопросами. Договариваемся утром пересечься на пляже. Тезисно рассказываю, как вести себя с дочерью, и трусливо сбегаю из ресторана.
На следующий день лежу на шезлонге и сквозь темные очки рассматриваю голый торс Андрея. В голове проносятся флешбэки, как девчонкой я преследовала взрослого мужчину. Как ни крути, а целеустремленный у нас не только Ларин. Помнится, сама я грешила тем же.
Андрей с Ариадной с помощью детских ведерок пекут куличи из мокрого песка. Энрико занят тем, что их ломает. Сегодня дочь отреагировала на второго папу гораздо спокойнее. Надеюсь, совместными усилиями мы ликвидировали психологическую травму в зародыше.
Ларин дарит девочке два русских издания сказок про Алису. Одно детское адаптированное. Второе академическое с иллюстрацией шахматной диаграммы, которую помещал Кэролл еще в первоначальном варианте. На ней изображена позиция в начале истории. В большинстве книг про Алису эту картинку не печатают.
Адаптированная сказка моментально становится любимой книгой дочери. Читаем ее каждый день, несмотря на протесты Энрико.
До конца фестиваля Андрей встречается с дочерью каждый день на нейтральной территории.
Когда до Ларина доходят неформальные слухи, что фильм получит какой-то спецприз, он просит у нас разрешения взять Ариадну на церемонию закрытия. Дочь не возражает, и мы позволяем.
На красной дорожке девочка держит прямую спину, совершенно не боится камер и машет операторам, как настоящая звезда. На церемонии награждения Ариадна выходит с Лариным на сцену за призом. Он представляет ее как юную шахматистку. Зал сопровождает эту информацию бурными аплодисментами, дочь встречает их с достоинством и загадочной улыбкой на устах.
На следующий день Ларин покидает Венецию.
Мне страшновато, что после интенсивного общения дочь может скучать. Но через неделю у нас начинается школа и новая жизнь. Еще через пару недель у Ариадны появляется братик. Ее внимание полностью переключается на эти события, и о «дяде Андрее» девочка вспоминает только тогда, когда он выходит в эфир по видеосвязи.
Глава 26. Соборность
Телефон звонит в десять по Москве. Самое начало рабочего дня. Быстро снимаю трубку, пока не проснулся Джованни, и выхожу из комнаты.
— Таисия Гонголо? — спрашивают на том конце.
— Да, слушаю, — подтверждаю я.
— Вас беспокоит помощник нотариуса Захаровой Мария Козлова. Мы хотели пригласить вас на оглашение завещания.
— Простите, — впадаю в ступор, — какого завещания?
— Завещание Андрея Ларина в пользу несовершеннолетней Ариадны Гонголо. Вы указаны, как ее законный представитель.
— Что значит оглашение? — голос резко слабеет, — разве это делают не после смерти завещателя?
— Андрей Ларин попал в аварию на Варшавском шоссе три дня назад. Соболезную! — рокочет трубка.
У меня темнеет в глазах.
— Простите, я перезвоню вам позже. Сейчас плохо понимаю, — жму на отбой и сползаю по стенке. Ноги отказываются держать вес тела.
Глубоко часто дышу. Мне нельзя рыдать и пугать детей. Дышу изо всех сил. В груди печет и рвет на части. По щекам текут слезы. Вытираю их ладонями и пытаюсь понять произошедшее.
Ларина больше нет. Какой-то абсурд. Это невозможно осмыслить. Не хочу в это верить.
Когда-то я считала, что он для меня умер. Но сейчас это бред, просто кошмарный сон.
Почему я не посмотрела его руку?! Нужно было проверить линию жизни. Он тогда был бы осторожнее и осмотрительнее за рулем.
Джованни плачет. Нужно успокоиться. Смахиваю слезы.
Он обещал нас не бросать. Как ему можно верить? Никогда нельзя было верить.
Джованни плачет. Заставляю себя встать и зайти в комнату. Сейчас переключение в материнский режим — спасение для моей психики. Вытираю лицо салфетками. Даю ребенку пустышку.
Пугает нелепость происходящего. Просто едешь в машине. Ничего не подозреваешь. Миг, и тебя уже нет. Нет уже три дня. Почему я ничего не почувствовала? Просто продолжала жить, а мир уже был не тот.
Джованни плачет. Я должна просто успокоиться. Младенцы чувствуют состояние матери. Он не перестанет плакать, пока я не перестану. Достаю очередную салфетку. Вытираю лицо. Беру ребенка на руки и себя в руки.
В Москве зима. В аэропорту меня встречает Вова Алехин. Багажа у меня почти нет. Кинула в сумку вещи по минимуму, гигиенический набор, документы и молокоотсос. У меня экспресс-поездка. Завтра утром нужно на оглашение завещания. Вечером вернусь домой.