Заблудшие души (сборник)

Николай нарочито медленно собрал со стола свои вещи, украдкой осматриваясь. В просторной, мрачной комнате размещались два стола, расположенные справа и слева от маленького окна с надежными решетками. У каждого стола стояли два стула, один напротив другого. С потолка уныло свисала тусклая лампочка, едва освещая комнату желтым, болезненным светом. Кроме этого в комнате не было ничего: ни мебели, ни книг, ни телефона, ни карандаша, ни клочка бумаги. С улицы не доносилось ни звука. Сгустившиеся сумерки за окном зажгли вечерние огни, огни встреч, веселья и ночных радостей. Катька, наверное, готовит ужин, не теряя надежды увидеть его сегодня. Лысеющий блондин сел у стены, за стол расположенный слева от окна, и приглашающим жестом указал Николаю на стул напротив.

– Садитесь же, Николай Захарович, – вполне дружелюбно повторил он. – Чувствуйте себя свободно. Мы вас пригласили на беседу, не больше. А вы смотрите на нас, как на врагов. Вот, побеседуем, и отпустим вас. – На строгом, длинном лице его появилось подобие улыбки.

– Меня зовут Александр Дмитриевич, – продолжал он, не дождавшись от Николая никакой реакции. – А вот мой коллега – он кивнул головой в сторону человека со слегка раскосыми глазами – его зовут Григорий Петрович. – Григорий Петрович коротко, презрительно кивнул, придвинул стул от другого стола и сел рядом, справа от Николая.

– Скажите, – по-прежнему дружелюбно продолжал Александр Дмитриевич, – куда вы подевали письмо от своего друга? – Николай помедлил с ответом. Стало быть, до Кати не добрались. Не было времени у них собрать и связать все факты.

– Которо письмо? – ответил он вопросом на вопрос. – Не знаю, о чем вы говорите.

– Я говорю о письме, которое вам передал ваш друг Алексей. Вы его сегодня забрали.

– Не знаю никакого письма, – угрюмо ответил Николай. «Леху, видать, хотели забить до смерти», соображал он, «иначе бы Леха не раскололся. В лагере кумовья знают, как намотать душу на кулак».

– А вот Алексей, ваш друг, все нам рассказал, – продолжал все так же монотонно Александр Дмитриевич. – Вы ведь были недалеко от лагеря сегодня. Оттуда и возвращались на поезде. А Алексей, он хороший гражданин, все рассказал добровольно, как и полагается советскому человеку. Вы тоже хороший советский человек, и должны нам помочь. Мы не желаем вам зла. А мы, в свою очередь, тоже вам можем помочь в чем нибудь. – Николай ясно представил себе как Леха, хороший советский человек, добровольно все рассказал. Он понял, через что ему предстоит сейчас пройти. Просто так эти не отпустят.

– Я не был возле лагеря, – возразил Николай. – А что на поезде, – продолжал он, не отрывая глаз от дружелюбного лица Александра Дмитриевича, – так я был у одной биксы своей, она живет за три остановки дальше от лагеря. Вот, поглядите на билеты, докудова куплены. – Николай опустил руку в карман, намереваясь вытащить билет, но тут вмешался Григорий Петрович.

– Что ты тут нам яйца крутишь, – раздраженно сказал он. – Нам ведь сообщили, куда ты едешь, и зачем. – Николай сообразил, что произошло. Люська решила заложить обоих, таким образом избавиться и от долгов и от Лехиной мести. И от него, на всякий случай.

– Не нужно мне ваших билетов, Николай Захарович, – все так же миролюбиво продолжал разговор Александр Дмитриевич. У этих двоих все было разыграно по нотам. Один был добрый и хороший, а другой злодей. Хороший пытался завоевать расположение Николая, защитить его от злодея. – Мы действительно знаем, за чем вы ездили к лагерю, – продолжал миролюбиво Александр Дмитриевич. – И не стоит вам запираться. Кому вы помогаете? Врагам народа. Предателям. Вы думаете, они вам друзья? Да им плевать на вас. А ваш друг, вот он освободиться, уедет в Израиль, и забудет про вас. На кой ляд вы ему нужны? – Николай ничего не ответил. Двое сотрудников разглядывали его внимательно, не торопясь, как будто обдумывая, что делать дальше.

– Подумайте, Николай Захарович, какой у вас другой выбор? Думаете, вам сотрудничество с врагами народа сойдет с рук? Не будете нам помогать – будете сидеть в лагерях до конца дней своих. Никому из них до вас дела не будет. – Николай продолжал молчать. Не имело смысла им отвечать или спорить. Справа от него Григорий Петрович нетерпеливо заерзал на стуле.

– Сколько ты от них денег получил? – спросил он зло. – За сколько продался?

– Сколько получил, все мои, – спокойно ответил Николай. Григорий Петрович придвинулся еще ближе и сжал правую руку в кулак. Николай повернул к нему голову, холодно рассматривая сеть красных сосудов на потемневших белках его ненавидящих глаз. Николай всегда отвечал злобой на злобу, ненавистью на ненависть. Следуя больше инстинкту чем разуму, он сложил руки на груди, как это делают люди в глубокой задумчивости, или во время неторопливой беседы. Ладонь правой руки под левой подмышкой сжалась в кулак, левая рука под правым локтем, обманчиво расслаблена.

– Ведь ты же русский человек – оскалив зубы прорычал Григорий Петрович. – Что же ты жидам продаешься? Ты русский или нет? А?