Заблуждения толпы

Рациональное мышление требует значительных усилий, но почти все люди страдают умственной ленью; мы «когнитивные скряги», как говорят психологи, и потому интуитивно ищем аналитические уловки вроде эвристик, описанных Канеманом и Тверски. Интенсивные когнитивные усилия, залог строгой рациональности, далеко не приятны, и большинство людей их избегает. По словам одного ученого, мы «задействуем мозг лишь тогда, когда уже все перепробовали, – и то не всегда»⁷⁵⁷.

Значит, IQ и RQ обозначают разные показатели. Критерий IQ отражает способность оперировать абстрактными вербальными и квантитативными параметрами, прежде всего алгоритмами, тогда как критерий RQ относится к явлениям до применения этих алгоритмов: прежде чем анализировать факты, тщательно ли испытуемый выявил логику задачи, рассматривает ли он альтернативные аналитические подходы? Когда ответ получен, признает ли испытуемый, что выводы могут быть ошибочными? Оценивает ли он вероятность ошибки и предполагает ли ее последствия? Оказывается, высокий IQ никак не защищает от этих ловушек. По забавной оценке Кейта Становича [196], изобретателя расширенной методики измерения RQ («Комплексная оценка рационального мышления», CART), «рациональность и интеллект часто расходятся»⁷⁵⁸.

Вторая основная причина нашей склонности действовать иррационально состоит в том, что мы чаще всего применяем интеллект для рационализации, а не для рациональности. То, что мы рационализируем, относится, говоря в общем, к морали и области эмоций; об этом свидетельствует разделение наших когнитивных процессов на изменчивую Систему 1 («рептильный мозг» глубоко расположенных лимбических систем) и медленную Систему 2, которая анализирует задачи, требующие рациональности (методики CRT и CART).

На протяжении большей части истории человечества наш двухсистемный аппарат хорошо нам служил. По словам психолога Р. Б. Зайонца, «мудрый дизайнер предусмотрел отдельные приборы для каждого из этих процессов, вместо того чтобы снабдить нас универсальным устройством, микроволновкой-грилем-скороваркой-тостером, который не выполняет ни одной из своих функций должным образом»⁷⁵⁹.

В постиндустриальном мире, где горизонты планирования, особенно в финансовых вопросах, отстоят на десятилетия от текущего положения дел, решения, с которыми мы сталкиваемся, все меньше и меньше похожи на мгновенные реакции Системы 1, пускай она помогала нашим предкам выживать в африканской саванне, зато все больше и больше напоминают запутанные варианты Системы 2. Ситуацию усугубляет тот факт, что мы часто используем Систему 2 для обоснования выводов, сделанных при посредстве подвластной эмоциям Системы 1. Иными словами, хваленая человеческая Система 2 функционирует преимущественно как, цитируя Даниэля Канемана, «пресс-секретарь» Системы 1⁷⁶⁰.

Из-за большей потребности в когнитивных усилиях даже самые талантливые и остроумные люди нередко пасуют в прогнозировании и принятии решений относительно встающих перед человечеством социальных задач. К 1970-м годам Канеман, Тверски и другие психологи осознали, что люди часто ошибаются в прогнозах, но лишь недавно исследователи показали, насколько провальны наши ошибки.

С конца 1980-х годов психолог Филип Тетлок вел количественную оценку предсказательных способностей фигур, авторитетных в своих областях знания. Он изучил 28 000 прогнозов, сделанных 284 экспертами в области политики, экономики, а также в области внутренних и стратегических исследований. Первое, что нужно отметить: он обнаружил, что эксперты прогнозируют плохо – настолько плохо, что их предсказания не укладываются даже в простую статистическую выборку, отсекающую ошибки по их частотности.

Например, если типового «эксперта» по инвестициям спросить о вероятности краха рынка в наступающем году (под крахом имеется в виду падение цен на акции, скажем, более чем на 20 процентов), то он, вероятно, примется рассуждать о влиянии политики ФРС, показателях промышленного производства, государственном долге и прочем. Тетлок установил, что куда надежнее попросту игнорировать такого рода рассуждения и опираться на историческую частоту аналогичных падений цен. Так, ежемесячное падение цен на фондовом рынке более чем на 20 процентов наблюдалось в 3 процентах случаев с 1926 года, и эта точка отсчета будет точнее при прогнозировании вероятности краха, чем многословный и многофакторный «экспертный» анализ.