Забракованные

— Я долго молчал, — произнес лорд Грерогер, не сводя с Амелии серьезных глаз. — Но больше сдерживаться не намерен. Я настаиваю… Нет! Я требую, чтобы ты рассказала, что произошло между тобой и Эйданом! — Мэл покачала головой и лишь крепче сжала губы. — Что это за намеки?! — все больше распылялся отец. — Он практически прямым текстом обвиняет тебя в неверности!

Его рука потянулась к шейному платку, ослабила узел и задержалась на груди в районе сердца. Болит, поняла Амелия и, пересилив себя, улыбнулась.

— Папа, Эйдан — жуткий ревнивец, — попробовала свести все к шутке. — Он годами не видит женщин. Соскучился и напридумывал себе невесть чего.

— Он практически прямо пишет мне, что моя дочь шлюха! — рявкнул лорд Грерогер и, уже не таясь, схватился за сердце.

— Папа! — Амелия вскочила. — Тебе плохо? Может, воды?

— Сядь, — велел отец. Сдернул с носа очки, положил возле себя на сиденье, а сам откинулся на спинку дивана, все еще тяжело дыша, но, кажется, не собираясь терять сознание.

Мэл безропотно подчинилась.

— Папа, — попробовала снова, — я говорю тебе правду. У нас с Эйданом все хорошо. Мы просто очень давно не виделись. Я отсылала ему письмо, где писала, что скучаю, только на прошлой неделе. Сейчас всем тяжело, но, когда он вернется, все наладится.

Если вернется. Эта мысль не давала Амелии покоя. Нельзя так ждать чьей-то смерти, просто нельзя, это неправильно…

Отец снова оторвался от спинки и сел прямее, воззрился на дочь. По вернувшемуся на его лицо румянцу Мэл с облегчением поняла, что приступ миновал.

— Ты думаешь, я ничего не замечаю? — снова заговорил лорд Грерогер, на сей раз смотря на нее в упор. — Сначала ты годами не навещаешь меня, потом приезжаешь с мужем, который кружит вокруг тебя, подобно коршуну, чтобы мы с тобой, не дай боги, не остались наедине. Потом приезжаешь сюда — бледная, тощая. Вздрагиваешь от любого шума, почти все время молчишь или фальшиво улыбаешься и лжешь, глядя мне прямо в глаза. — У Амелии кровь отлила от лица. Неужели это так заметно? — Скажешь, не так?! — отец добавил металла в голос.

— Так, — сорвалось с ее губ, и она первой прервала контакт взглядов, уставилась на свои сцепленные на коленях руки. — Но Эйдан не виноват.

— Тогда кто?!

Только бы ему опять не стало плохо…

— У нас не получается завести ребенка, и я переживаю, — сказала наиболее близкое к правде.

Отец вздохнул. Помолчали.

— Ты же говорила, что наблюдаешься у целителя Досса, — припомнил затем лорд Грерогер.

Она пожала плечами.

— Он пока не смог помочь.

Ни помочь, ни вразумить наконец Эйдана остановиться. Или же хотя бы сделать паузу, чтобы дать ее организму восстановиться после прошлых попыток.

Отец потянулся к ней и накрыл ладонью ее руку. Как ни старалась сдержаться, Мэл вздрогнула.

— И все из-за детей? — продолжал вглядываться в нее лорд Грерогер. — Он не обижает тебя?

— Что ты! Конечно нет!

Разве то, что творит Эйдан, можно назвать словом «обижает»? Так что она не соврала ни словом. Главное, самой верить в свою ложь, тогда поверят и другие.

— Мэлли, я очень за тебя волнуюсь.

И взгляд — заботливый, любящий. В груди защемило, слезы подкатили к горлу.

— У меня все хорошо, папа. Просто устала. Можно я пойду спать?

— Иди.

Лорд Грерогер снова откинулся на спинку дивана, отпустив ее.

Амелия тихонько встала и направилась к лестнице.

Настоящее время

Монтегрейн-Парк

До этого Амелия видела леди Луису Боулер, урожденную Монтегрейн, лишь на портрете в коридоре, и с тех пор она настолько изменилась, что, не знай Мэл, кто приехал в только что вкатившемся в ворота экипаже, ни за что бы ее не узнала. Те же светлые волосы, серые глаза, того же неяркого оттенка, как у брата, вздернутый носик, хорошо запомнившийся Амелии с холста. Однако рождение троих детей и, вероятно, спокойная сытая жизнь не прошли для леди Боулер бесследно — она пополнела. Раздалась в бюсте и бедрах, которые не скрадывала даже широкая юбка, обзавелась пухлыми щеками и довольно внушительной для женщины линией плеч — все вместе, включая очень невысокий рост, делало ее фигуру… внушительной.

Переместившись с запада порталом в Цинн, Луиса наняла там экипаж и приехала сюда одна. Без слуг и сопровождения. Более того, решительно распахнула дверцу экипажа, не дожидаясь ни реакции привезшего ее кучера, ни Ронни, шагнувшего было навстречу.

«Какая решительная женщина», — подумала Мэл. Пожалуй, этим словом можно было описать всю Луису Боулер — ее решительность была видна в каждом жесте, в каждом брошенном на окружающих взгляде.

Амелия с мужем вышли встречать его сестру во двор, когда Оливер и Ронивер только открывали ворота. Остановились у крыльца, и Монтегрейн вдруг обнял ее одной рукой и притянул к себе. Мэл вздрогнула. Сразу же сообразила, что это правильно, что его жест не более чем игра на публику, да и, положа руку на сердце, ни капли не испугалась, но тело, не успевшее получить сигнал от мозга, как ему следует себя вести, все равно среагировало.