Забракованные

Обуваться не стала, так и прошла босиком по мягкой траве, присела на корточки, аккуратно подобрав платье, чтобы не замочить, и принялась кидать уткам мелкие кусочки угощения.

— Муж Ланы работал в поместье помощником управляющего, — произнес Рэймер за ее спиной. Она бросила на него взгляд через плечо, но он сидел, крутя в руке свой опустевший бокал, и не смотрел в ее сторону. — Во время войны Монтегрейн-Парк остался без присмотра. Что в принципе происходило в стране, ты знаешь и без меня. Заработок сократился. Корона забирала себе почти весь урожай, опустошила конюшни. — Невеселый смешок и снова поворот бокала в пальцах. — Все на нужды армии, борющейся… — Амелия приподняла брови, внимательно слушая, но он не стал продолжать свою мысль. — Неважно. Начался голод. Люди стали отказываться работать, начали разграблять поместье. Пытались добраться до особняка…

Отряхнув руки от крошек, Амелия вернулась обратно на покрывало. Что-то подсказывало, что окончание этой истории ей не понравится.

— Старого управляющего убили в числе первых защитников дома. Он вел дела Монтегрейн-Парка ещё задолго до моего рождения. Что взять со старика? Кому он мог оказать сопротивление? Однако присоседиться к грабящим и впустить их добровольно отказался. Ноллан, его помощник, защищал хозяйское имущество до последнего. Умудрился добыть где-то защитные артефакты и опечатать дом. А сам… — Рэймер поморщился. — Его зарезали ножом в спину, когда он возвращался домой к беременной жене. Месть.

Амелия закусила губу.

— У той от горя случился выкидыш. Хорошо, что семья поддержала. А семья — пожилая мать, два младших брата и сестренка. Отец ушел на войну и не вернулся… — Монтегрейн вдруг встряхнулся, словно усилием воли заставив себя оборвать воспоминания. — Совсем тебя запугал, да? — Она лишь мотнула головой. А он продолжил более бодро: — В общем, когда я вернулся с войны, поместье пришлось восстанавливать почти с нуля, хорошо, что были резервы. Ну и, естественно, мне рассказали, кому я обязан уцелевшим домом своих предков.

— И ты позвал их к себе, — прошептала Амелия.

«А что мне еще было делать?» — ясно читалось в его глазах.

— Они еле сводили концы с концами и с радостью приняли мое предложение.

— И они тебя не предадут.

Монтегрейн снова перевел взгляд на косящихся в их сторону уток, дернул плечом.

— За деньги и по собственному желанию — точно нет. Под давлением — не знаю. Надеюсь, проверять не придется.

Мэл понимающе кивнула. Примерно о том же она думала, когда не рискнула рассказывать Гидеону о родстве обслуживающего персонала между собой.

Подтянула колени к подбородку и обвила их руками, уставилась на спокойную гладь озера.

* * *

Амелия сама не могла бы сказать, как так вышло. Она по-прежнему сидела на покрывале, корзина оказалась отставлена в сторону, пустые бокалы брошены неподалеку на мягкую траву, а Монтегрейн лежал на спине, головой на ее коленях. Мэл распустила шнурок и теперь перебирала пальцами его волосы. Рэймер щурился, словно большой довольный кот, да еще и закинул голень одной ноги на колено другой — поза, которую до начала лечения он не мог принять целых пять лет. Тень от листвы скользила по его лицу.

Амелии было хорошо и спокойно. Она улыбалась и думала, что Монтегрейн все же слукавил, когда сказал, что не собирается приручать ее, словно какую-нибудь лошадь или собаку. Может, он и не приручал, но приучал совершенно точно — к себе, к своему телу и прикосновениям к нему. Однако приучал мягко и без давления, и создавалось впечатление, будто все происходило само собой.

— О чем ты думаешь? — Он запрокинул голову, вглядываясь в ее задумчивое лицо.

— Честно?

Никогда прежде и никому она не задала бы подобный вопрос. И не сказала бы то, что сказала затем.

Монтегрейн усмехнулся.

— Уж сделай милость.

Мэл улыбнулась и не стала лгать:

— О себе, о тебе, о нас. О том, что происходит, и почему я не могу это остановить.

По мере того, как она говорила, его брови поднимались все выше.

— Ты хочешь это остановить? — спросил, наконец, поймав ее взгляд. Его тело было все ещё расслаблено, губы улыбались, а вот глаза — нет, взгляд сделался серьезным, пристальным.

Амелия покачала головой и провела кончиком пальца по выделившимся на его лбу морщинкам, будто бы могла стереть их одним прикосновением и одновременно понимая, что и правда совершенно не боится и уже даже не смущается касаться другого человека.

— Не хочу, — призналась, словно в холодную воду прыгнула. — Совсем не хочу.

К чему бы это ни привело. Такой живой она чувствовала себя впервые за пятнадцать лет.

Взгляд Монтегрейна потеплел.

— И я не хочу. — Он перехватил руку Мэл и поднес к губам, поцеловал тыльную сторону ладони, отчего ее тело откликнулось миллионом мурашек. — Мне с тобой хорошо.

А от этого признания сердце и вовсе зашлось. Эти слова были важнее, значимее, чем все заверения в любви, которыми Эйдан щедро пичкал свою молоденькую жену в первые годы брака.

Амелия отняла руку и уперлась ею в покрывало недалеко от его головы. Рэймер проследил за этим перемещением с явным интересом: что же она будет делать дальше?