Забракованные

— Ты же сам говорил, что ему было очень плохо, — вступилась Амелия за покойного принца.

— Зато всем теперь хорошо, да? — огрызнулся Рэймер, крепче прижимая к себе. — Я уже до чертиков устал. Если бы он рассказал мне о своем браке, даже в двадцать лет мне хватило бы ума понять, что его сына нельзя оставлять в Мирее. Придумал бы что-нибудь, выкрутился бы, вывез бы за границу. И пусть бы Конрад разбирался с ним сам, уже став королем. А раз не стал, парень был бы хотя бы в безопасности. А увезти сейчас… Как? За мной следят из-за каждого угла. Сам я с ним никуда поехать не могу. Оторвать от тех, кого он считает родителями? Можно. Но Гидеон не дурак, любое исчезновение ребенка подходящего возраста вызовет вопросы. Это пока он ищет девочку, но стоит Джерри исчезнуть, тот сразу возьмет верный след.

— И что ты планируешь делать? — осторожно поинтересовалась Амелия, когда он замолчал и снова принялся играть с ее пальцами.

— Пока — тянуть время и бегать дальше. Что мне остается? Король Роннер опаснее и умнее своего сына. Когда Сивер займет трон, есть шанс, что он успокоится.

— А мне кажется, что для тебя лично Сивер опаснее Роннера Третьего, — не согласилась Мэл. — Он может велеть тебя арестовать или допросить уже по-плохому.

— Удачи ему.

— Он же тебя убьет!

Рэймер мрачно усмехнулся куда-то ей в волосы.

— Я догадался.

Она зажмурилась так сильно, что стало больно глазам.

— И самое поганое, что ты теперь тоже по уши в этом дерьме, — продолжил Монтегрейн все тем же ровным голосом, будто рассказывал о планах на лето. — Вывезти тебя из страны или хотя бы из Столичного округа шансов не больше, чем спрятать Джерри. Гидеон не тот, кто останавливается — хоть землю рыть будет, но найдет.

— Ох, Рэйм, — прошептала она, повернувшись и уткнувшись носом ему в шею, чувствуя, как под кожей пульсирует жилка.

— Так что, если меня таки возьмут, сдавай меня со всеми потрохами, только Джерри не подставляй, пожалуйста. Соври, что я вывез девочку за границу еще много лет назад. После моей смерти они могут бросить поиски, потеряв последнюю ниточку.

Амелия вздрогнула, затем отстранилась, выпрямилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я никого не буду сдавать, — заявила твердо.

Как там сказал Крист? «Я лучше сдохну, чем предам».

Монтегрейн спокойно выдержал ее пылающий возмущением взгляд.

— Тогда ты пойдешь за мной, — констатировал не менее спокойно, подразумевая явно не увеселительную прогулку, а дорогу на эшафот.

— Значит, пойду.

Он усмехнулся. Все так же невесело, но от этого его лицо все равно хоть немного ожило.

— Ты опять издеваешься, да?

Улыбка коснулась и ее губ.

Мэл покачала головой.

— Нет. Я с тобой до конца.

Амелия так долго боялась жить и желала смерти, лишь бы все это наконец закончилось, что теперь, впервые за долгие годы почувствовав себя по-настоящему живой, не страшилась ничего. Потому что теперь жизнь была прожита не впустую — пусть недолго, но она будет счастлива.

Что-то изменилось в его пристальном взгляде. Монтегрейн ничего не говорил, и даже выражение его лица не изменилось, но Мэл чуть ли не физически почувствовала вопрос в его глазах.

И кивнула, отвечая без слов: «Я не боюсь».

А в следующее мгновение ее губ коснулись другие губы, те, которые она готова была целовать бесконечно. И сейчас было не так, как до этого — более требовательно, более страстно. Плед соскользнул с ее плеч. Нежно обнимающие руки помогли пересесть, и она оказалась на коленях целующего ее мужчины. Целующего так, что голова туманилась гораздо сильнее, чем после выпитого алкоголя.

Теперь ее ноги были расположены с обеих сторон от бедер Монтегрейна, юбка задралась, руки запутались в его еще влажных волосах. Одной рукой Рэймер придерживал ее за затылок, второй — за талию, прижимая к себе все крепче и крепче. Кажется, у нее вырвался стон. Боги, всего-то от поцелуя?!

Переодеваясь после визита принца, Амелия надела скромное домашнее платье — темно-серое, с пуговицами, идущими от воротника-стойки до самой юбки.

Лишь на мгновение оторвавшись от ее губ, Монтегрейн внимательно посмотрел ей в глаза.

— Не боишься? — на этот раз задал вопрос вслух.

Она замотала головой, чувствуя, что горящие от долгих поцелуев губы сами собой растягиваются в улыбке.

— С тобой — не боюсь.

Он коснулся пуговиц на ее груди, и у Мэл сбилось дыхание. Одна… Вторая… Третья…

И когда платье распахнулось, обнажая только тонкое нижнее белье, она все-таки испугалась. Память услужливо подбросила воспоминания: как Эйдан разрывает на ней одежду, как выкручивает грудь, как… Она зажмурилась.

Рэймер вдруг обхватил руками ее лицо.

— Смотри на меня.

Она заставила себя открыть глаза. Его лицо было совсем рядом, а зрачки, казалось, вытеснили всю радужку, оставив так испугавший когда-то Амелию бледно-серый цвет только по краям. Грудь тяжело вздымалась.

— Смотри на меня, — повторил Рэймер, не отпуская ее. — Я — не он. Ты — не с ним. Убери его из нашей постели.

Глаза защипало.

Она всхлипнула и закивала.

— Не он… — И сама крепче обхватила его шею руками и приникла к губам.

Эйдана здесь нет. И никогда больше не будет.

Никогда больше…