Забракованные

За последние полгода особняк Бриверивзов изменился разительно: исчезли все дорогостоящие предметы искусства, сократился штат прислуги. Остался только один экипаж и две лошади. Сад зарос травой, разрослись кусты. А давно несмазанные ворота скрипели так, будто оплакивали то время, когда у хозяев ещё были деньги на что-то, кроме ставок.

Счета, оставшиеся после Корелла Бриверивза, давно были опустошены. В прошлом месяце Мэл вынужденно просила у отца деньги на еду, соврав, что хочет пустить их на благотворительность. Совесть при этом ворочалась разбуженной кошкой, но сказать отцу правду она не могла.

— Иди сюда, — поманил Эйдан, расстегивая сюртук, и извлек из-за пазухи какие-то бумаги. — Мне нужно, чтобы ты кое-что подписала.

Мэл нахмурилась и не двинулась с места, благоразумно сохраняя между ними расстояние.

— Что именно я должна подписать? — уточнила мрачно.

— Кое-что! — тут же взвился Эйдан, лупанув ладонью по разложенным на столике (теперь небьющемся, деревянном) документам. — Не твоего ума дело! Подпиши, и можешь убираться в свою комнату!

— Не подпишу, пока не прочту, — заупрямилась Амелия.

Мэл, собственно, ничем не владела. Все имущество принадлежало Эйдану, ее приданое давно было растрачено. Когда-нибудь она станет богатой наследницей, но пока что у нее не было ничего. Но Эйдан так хотел, чтобы Амелия подписала не глядя, что это волей-неволей вызывало подозрения.

Что он задумал? Продать ее в рабство? Определить по контракту в публичный дом?

Бред, конечно, имя не позволит ему так поступить, даже если ему захочется проучить жену за сопротивление и бесплодность. Тем не менее Мэл ждала именно подвоха. Если бы Эйдан хотел всего лишь нанять нового садовника, то подписал бы бумаги сам.

Бриверивз скрипнул зубами, его глаза пьяно блестели. Однако сегодня он выпил недостаточно, чтобы не контролировать себя.

— Ладно, — бросил, как сплюнул. — Читай. И потом пеняй на себя.

Между лопаток пробежал холодок неприятного предчувствия. Тем не менее Амелия вздернула подбородок и с идеально прямой спиной прошла к столику, опустилась на край сиденья дивана и придвинула к себе бумаги.

«Леди Амелия Бриверивз подтверждает вступление в наследство и…»

«…Передает права владения…»

«…Не берет на себя ответственность в распоряжении…»

Перед глазами помутилось. Амелия часто заморгала, впилась в край столешницы пальцами, чтобы не упасть.

— Твой старик умер четыре дня назад, — прозвенел над головой безжалостный голос мужа. — Я все устроил, не переживай. Похоронили по всем правилам…

Документ на столе вдруг взлетел и кинулся в лицо, оглушив.

Потеряв сознание, Амелия так и не успела сообразить, что это не бумага научилась летать, а она рухнула лицом в столешницу…

Настоящее время

Монтегрейн-Парк

В последний раз Амелия чувствовала себя такой беспомощной именно тогда — когда узнала, что лорд Грерогер мертв. Мало того, что она не смогла этого предотвратить, так Эйдан ещё и отказал ей в единственном утешении — достойно проводить отца в последний путь.

Тогда точно так же бежала по венам кровь — словно огонь, — плавя кости от ощущения собственной никчемности, бессилия, невозможности что-либо изменить.

Это было год назад. Всего-то год, а кажется — целая жизнь. И нет, она больше не готова была купаться в этой боли и ненависти, жалея себя и обвиняя того, чьи руки это сотворили — с ней и с ее семьей.

А Крист — тоже семья!

— Дафна! Не стой столбом! Полотенца, быстро! Или простыню! Ткань! Живо! — Амелия упала перед захлебывающимся кровью Дрейденом на колени. Кровь пузырилась, потоком выливаясь на каменные плиты и растекаясь зловещей лужей. — Крист! Крист! Слушай меня, не смей уходить! Слышишь? Мы нужны ему, не смей!

Рана была страшной, наверняка были задеты многие внутренние органы. А дара нет, совсем нет — действие вирны ещё не закончилось. Бесспорно, раненые солдаты в лазарете выживали и после таких ран (не все, но были счастливчики), и лечила их не магия, а Седдик, бесстрашно проводивший операции и сшивавший то, что, казалось бы, уже невозможно было зашить.

Почему она не училась у него? Зачем сосредоточилась на своей крови, вместо того чтобы учиться тому, что уже тогда ей было по силам? Это как маги и их пренебрежительное отношение к оружию. Рэймер умел пользоваться мечом ничуть не хуже, чем магией, и именно поэтому выжил в той страшной войне и привел домой своих людей. А Мэл… Жалела себя все эти годы, вот что она делала. Лелеяла свою боль и никчемность.

— Крист, держись, я тебя умоляю!

Прибежала Дафна, принесла целый ворох полотенец.

— Под спину! — скомандовала Амелия с той уверенностью, которой не чувствовала. — Тут прижми!

Девушка отшатнулась, глядя на нее огромными от страха глазами. Как еще не упала в обморок от вида крови?

— Давайте я, — рядом опустился на колени Оливер. — Как держать?

— Тут. Прижми.

Руки самой Амелии были уже по локоть в крови. И сама она не чувствовала сейчас страха — только злость.