— Хм… — Видимо, так заранее и не подобрал. — Я приятно удивлен тем, что вы так печетесь о моем работнике. — «Моем» при этом он отчетливо выделил интонацией. — Но. — Амелия крепче сжала губы и руки, скрещенные под грудью, при этом «но». — Но Оливер работает на меня. Жалование ему плачу я. А значит, и распоряжения он должен выполнять мои, а не кого-либо другого. Хоть моей жены, хоть тетки, хоть духа моего отца. Я понятно объясняю?
— Понятно, — буркнула Амелия.
Голос ровный, спокойный, не злой. Но все равно сразу вспомнилось:
— Не слышу! Поняла?!..
— Не знаю, что там придумала ваша девчонка, — продолжил Монтегрейн. — Но мы с Оливером поговорили, и он меня понял. Как по мне, инцидент исчерпан.
— Но я его практически выгнала! — не сдержалась Амелия. — Как иначе он мог поступить? Преследовать меня?
Монтегрейн пожал плечами.
— Найти меня и уточнить, что делать, например? — произнес отчего-то с вопросительной интонацией. — Монн — город небольшой, а Оливер работает у меня достаточно давно, чтобы знать: я могу быть там всего в нескольких местах. Ему не составило бы труда меня найти. Но вместо этого он поехал показывать своей возлюбленной озеро. Вы правда считаете, что мне не за что сделать ему замечание?
Он тоже показывал ей озеро…
Крошечная прогулка вдруг резко обесценилась.
Расцепив скрещенные руки, Мэл сложила их на коленях — теперь-то так, как и пристало леди — и приподняла подбородок.
— Вы правы, Рэймер. Я рада, что мы все выяснили. Уверена, Оливер все понял правильно. Впредь я также постараюсь не допускать подобных ошибок.
В ближайшую неделю. Потому как по ее истечению ей придется как-то отделаться от опеки и встретиться с Гидеоном. Правда, как при этом снова никого не подставить, она пока не знала.
Монтегрейн усмехнулся, наконец, отведя от нее взгляд. Покачал головой и вполголоса пробормотал, будто бы ни к кому не обращаясь:
— Клянусь служить верой и правдой и не посрамить честь моего рода.
— Ч-что? — Амелия опешила.
Пристальный взгляд необычных светло-серых глаз снова обратился к ней.
— А то, что вы не на присяге. Вы сейчас ломаете комедию не хуже Криста, когда он разоделся дворецким, — по-прежнему без повышения голоса, но так, будто по щекам отхлестал.
Мэл глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Я просто. Пытаюсь. Быть. Вежливой. — Запретила себе отводить взгляд, хотя инстинктивно захотелось зажмуриться.
Лучше бы зажмурилась, честное слово. Потому что Монтегрейн посмотрел на нее так… Снисходительно и одновременно с жалостью. Не выносимо. В чем она ошиблась? Что он прочел между строк?
Если ранее ей казалось, что кровь прилила к лицу, то сейчас, она, должно быть, отхлынула от него совершенно.
Амелия встала.
— Вам нужно отдыхать. Я, пожалуй, пойду.
И снова захотелось откусить себе язык. Откуда это «пожалуй»? Он ведь прав, черт его дери, тысячу раз прав! Она говорит и действует как персонаж пьесы — по строго написанному, чужому сценарию. Марионетка, которой отрезали нитки, да без ниток та двигаться не способна.
— Подождите.
Амелия успела сделать лишь шаг по направлению к выходу, стараясь аккуратно обойти хрупкий стеклянный столик и не зацепить его юбкой, а мужчина поймал ее за руку, останавливая. Она вздрогнула, так сильно, что, показалось, клацнули зубы. Он не мог не заметить.
Заметил. Мгновенно отпустил и даже приподнял руки, будто сдаваясь.
— Я не хотел вас обидеть.
Обидел ли? Нет. С чего бы ей обижаться? Они посторонние люди, а обижаются на близких. Просто порой крайне неприятно смотреть правде в глаза — правде о себе чужими глазами.
Мэл обняла себя за плечи и покачала головой.
— Не обидели… — И вдруг, стоя теперь прямо напротив и возвышаясь над сидящим собеседником, увидела в вороте его не до конца застегнутой рубашки красное пятно на груди — будто кто-то приложил туда раскаленную пятерню. Нет, не верно. Это не было ожогом, но отпечатком ладони наверняка. — Что это? — Отвлекшись от собственных переживаний, Амелия приблизилась, забыв о всякой осторожности. Во время войны она помогала раненым в лазарете на юге и хорошо знала, что может означать подобная отметина. — У вас что, сегодня останавливалось сердце?!
Ногу он перетрудил, как бы не так. Такие следы остаются, когда маги-целители запускают остановившееся сердце.
Лицо мужчины окаменело. Словно сам только сейчас об этом вспомнив, он опустил взгляд, скривился, рассмотрев пятно на своей груди, и принялся застегивать пуговицы. Не застегнуты были всего две, самые верхние, но пятно было большим и доходило до самой надключичной ямки.
— Не останавливалось, — пробурчал явно нехотя. — Зиден перестраховался.
По-прежнему стоя так близко, что подол ее платья касался коричнево-синего пледа на ногах Монтегрейна, Амелия прищурилась, не сводя с него требовательного взгляда.
— Но все-таки сердце?
— А вы знаток? — попытался тот свести все в шутку.
Она могла бы пафосно заявить, что внучке Георгии Грерогер не пристало не знать подобных вещей, но после прошлой отповеди язык не повернулся.