Девушка что-то бормочет, хочет защитить, помочь, спасти. Нет, никакой пощады. Ничего. Пальцы судорожно сжимают лук, так удачно появившийся в руке из ниоткуда. Румпель встает, морщась от натяжения поводка, и прицеливается. Вдох-выдох. Цель одна. Какой-то тихий писк на мгновение отвлекает его. Цепь натягивается, а после ослабевает. До его слуха доноситься ругань и бормотание, перебиваемое спокойным писклявым голоском. Хочется обернуться, посмотреть, увидеть своего монстра. Цепи лязгают, возвращая его мысли к вору. Тетива натягивается так же сильно, как и его цепь, вытягивающая из него всю жизненную силу. Позади него что-то хлопает, резко отдергивая цепь назад. Стрела теряет цель, вонзаясь в дерево повозки, оставляя жизнь этому… отцу.
Он на коротком поводке, лишенный движения, потрясенный. Что-то, мелькнув перед глазами, с силой прижалось к его лицу. Он дернулся, но ошейник до крови вонзился в кожу, оставляя царапины. Металл, стягиваемый кожаным ремешком на затылке, холодил его лицо. Подрагивающие пальцы коснулись лица, отслеживая тонкие металлические прутья, идеально ровные линии, тянущиеся от его носа до подбородка, болезненно вонзающиеся в его челюсть, скрывающие половину лица.
— Намордник?! — с губ срывается то ли скул, то ли рык. За спиной вновь кто-то хихикает, а Белль рассыпается в благодарностях. Понимание приходит с опозданием. Он чуть не убил будущего отца, чуть не оставил беременную женщину умирать в одиночестве. Но он этого не сделал, ведь так? Он смог справиться, спас их. Но он ли? За спиной вновь слышится тихий смех, а цепи плавно оттягивают его к центру арены.
— Нет! Нет! Белль! — Румпель бросился к улыбающейся девушке. Шаг вперед и два назад. Цепь продолжает укорачиваться утягивая его за собой в самый центр арены. - Нет! Пусти! — мужчина дергается вперед, мгновенно захрипев от пережавшего его горло ошейника. Туфли предательски скользят по гладкому бархату арены. Нет ни точки опоры, ничего. Ноги беспомощно разъезжаются, он даже не может продеть пальцы под ошейник, ослабить душащую боль. Он чувствует влагу, кажется, это его кровь. Оказавшись в центре арены, натяжение поводка спадает, позволяя ему сделать судорожный вдох. Спертый воздух обжигает легкие, оседая изнутри пылью горя и прахом радости. Внутренности содрогнулись, а сердце болезненно сжалось. Румпельштильцхен закашлялся, пытаясь выхаркать эту дрянь, не зная, что делать, за что хвататься. Руки беспорядочно метались от ошейника к наморднику и обратно к ошейнику.
Кто-то пискливо выругался за его спиной и дернул цепь. Румпель прислушался, различая два тонких голоска спорящих друг с другом, сражающихся между собой. Ему необходимо увидеть их. Необходимо победить. Сразиться. Мужчина резко оборачивается — никого. А голоса вновь позади. Поворот. Никого. Это злит и выводит из равновесия. Движения и металл приносит саднящую боль. Руки подрагивают, дыхание прерывисто. Он чувствует, как по венам бежит кровь, как пульсирует в висках, как эхом звучат голоса.
— Хватит! — рычит он, не способный сдвинуться с места. Похожий на забытого пса. — Покажись! — руки сжимаются в кулаки, ноздри раздуваются, переносица ноет от прилегающего металла.
— Тшш… — теплая ладонь касается его плеча, принося легкое спокойствие.
Тук-тук…
Сердцебиение замедляется. Рваное дыхание сменяются глубоким вдохом. Он медленно оборачивается, с неверием смотря на Белль. Румянец на щеках, счастливая улыбка и голубые глаза, светящиеся любовью.
— Ты… пришла?
Нет, это не она. Белль не могла вернуться, он отпустил ее. Навсегда. Но тепло ее ладони такое настоящее, а улыбка — искренняя. Хочется убедиться, прикоснуться, ощутить знакомый вкус ее губ. Девушка, словно прочитав его мысли, мягко улыбается, приближаясь к нему. Голоса позади становятся глуше. В его глазах паника и отчаянная надежда на то, что все это по-настоящему, что она действительно любит его, видит того человека, что давно похоронен под слоями множества масок. Алые, манящие губы в миллиметре от его, хочется…
— Стой-стой, — он сожалеет, на сегодня у него на одну маску больше. Еще одна преграда к счастью. — Я… я не могу…
— Все хорошо. Это не проблема, все хорошо… — шепчет Белль, невесомо прикоснувшись к тонким прутьям намордника. Подарив ему ободряющую улыбку, успокаивая его нервозность. Румпель облизывает пересохшие губы, едва касаясь языком солоноватого металла. Пальцы соскальзывают с намордника и, губы осторожно касаются его губ сквозь железные прутья. Да, это она. Его Белль. Поцелуй лишает его бдительности, вся его концентрация лишь на ее губах, на руках сжимающих его подрагивающие ладони. На руках, что-то делающих на его затылке.
— Что происходит? — слишком много рук. Слишком много прикосновений, ощущений, чувств. Водоворот хаоса затягивает «Я» его в воронку, уничтожая сознание.
— Это работает, — она невинно улыбается. Румпель слышит позади себя щелчок.
«Вот и дуло у виска. Вот и смерть твоя близка».