Забвение истории – одержимость историей

Столетия являются важными вехами в мемориальной динамике. По истечении этого периода устная традиция исчезает, если ее не подхватывает институционально стабилизированная долговременная память. Подобный юбилейный год становится рубежом, на котором решается, что уйдет, оказавшись содержанием лишь оперативной памяти, и что сохранится долговременной памятью.

Европейский союз пришел в 2005 году к единому мнению считать память о Холокосте своей общей мемориальной основой. Общеевропейская память о Первой мировой войне, которая заставляет бывших врагов ужаснуться масштабам разрушений и объединяет их в совместной скорби о миллионах погибших, может стать важным элементом европейского самосознания. Речь идет не о заменах, а о расширении европейской памяти. За концентрационными лагерями Второй мировой войны, общеевропейским символом которых стал Холокост, маячат солдатские кладбища Первой мировой. Они олицетворяют собой еще один слой европейской истории, ту «первоначальную катастрофу», которая породила армянский геноцид, русскую революцию, сталинский ГУЛАГ и Холокост как новые формы экстремального насилия, присущие веку экстремумов.

Библиотека Лёвена

Вернемся к генералу фон Эммиху. Первая мировая война началась немецкой наступательной операцией, которая связана с его именем; в юбилейном году она привлекла к себе лишь незначительное внимание. Немецкие войска под командованием фон Эммиха вошли 5 августа на территорию нейтральной Бельгии и атаковали город Лёвен (Льеж). Военные действия не щадили мирных жителей; многие были убиты, бельгийских женщин и детей отправляли товарными вагонами в концентрационные лагеря, бельгийские дома и города сжигались. Город Лёвен подвергся целенаправленному разрушению, среди прочего пострадали готическая церковь святого Петра и знаменитая университетская библиотека с ее ценнейшими фондами, что с первых дней стигматизировало немецкие методы ведения войны. С тех пор начали говорить о «тевтонском варварстве». Особенно глубоко запечатлелось в европейской памяти сожжение лёвенской библиотеки. Насколько горячо обсуждалась немцами историческая монография Кристофера Кларка, настолько же мало внимания уделялось этому событию. К такому же выводу пришел еще в 1988 году весьма известный историк и писатель Вольфганг Шивельбуш, который хотел донести до немецкой публики историю уничтожения лёвенской библиотеки в самом начале Первой мировой войны[68]. Еженедельник «Шпигель», посвятивший книге Шивельбуша большую статью, писал: «Шивельбуш извлек этот случай из недр истории и поведал о нем в своей книге. <…> Для своей новой монографии, которую поддержал гамбургский меценат Ян Филипп Реемтсма, он вел поиски в бельгийских, французских, английских, американских, восточно– и западногерманских архивах. Книга заслуживает интереса как исследование националистического ослепления и как свидетельство об ужасных и гротескных реалиях тех событий мировых войн, которые Шивельбуш реконструирует с хладнокровной скрупулезностью»[69]. Однако блестяще написанное и глубокое исследование не могло вернуть это событие из «сберегающей памяти» архивов в национальную память немцев. Монография оказалась самой провальной книгой этого автора по количеству продаж. Напоминание о военном преступлении, которое сильно испортило репутацию немцев в Европе и мире, не вызвало интереса. Зато там, где реакция на книгу была весьма оживленной, Лёвен сравнивался с «бельгийским Оксфордом», говорилось о «самом ужасном преступлении немцев» со времен Тридцатилетней войны. Газета «Дэйли Мейл» опубликовала 31 августа 1914 года статью под названием «Лёвенский Холокост».

После разрушения Реймсского собора и уничтожения лёвенской библиотеки пресса союзников называла немцев варварами и писала о «furor teutonicus» (тевтонской ярости). Актами вандализма немцы сами исключили себя из цивилизованного мира[70]. Сожжение лёвенской библиотеки стало не столько фактом военной истории, сколько прежде всего событием истории культуры. Это с особенной силой проявляется в рассказе ректора Американского колледжа монсеньора де Беккера, записанном американским послом Брендом Уитлоком. Описав разрушения и убийства, де Беккер продолжил: «Здесь, в помещениях университета, находилась библиотека. Тысячи томов, редкие античные манускрипты, уникальная коллекция инкунабул – все это было сознательно уничтожено, до последнего клочка бумаги. Монсеньор хотел продолжить рассказ. Он собирался произнести слово „библиотека“. Но получилось только: „библио…“; он запнулся, закусил губу. „Биб…“ – вновь начал он, но потом опустил руки перед собой на стол, уткнулся в них головой и разрыдался»[71].