Забвение истории – одержимость историей

Решение о «праве на забвение» открывает новую эру. Оно бросает вызов не только юристам, провайдерам интернет-порталов и специалистам по информатике, которым придется заниматься конкретной реализацией этого решения, но и исследователям, изучающим забвение, поскольку все они столкнулись с новой культурно-исторической ситуацией. Новые юридические нормы принимают во внимание глубочайшую культурную трансформацию, которая произошла в цифровом космосе интернета. Мы имеем дело не только с неизвестными ранее проблемами в интернете – расстроилась вся привычная взаимосвязь между памятованием и забвением, определявшая прежде наше общество. Существовавшая прежде экономика взаимоотношения между памятованием и забвением, казавшаяся непреложной, нарушилась с тех пор, как новые технические средства взяли на себя контроль над сортировкой и хранением информации. Отныне памятование стало не благом, а проклятием. Теперь все, что попадает в интернет, уже не стирается само с течением времени и не может быть просто уничтожено. Оно незаметно уходит в онлайновый архив человечества, который моментально просматривается поисковыми машинами, делающими любую информацию доступной для все большего количества людей. Этот цифровой мегаархив обладает способностью быстро вбирать в себя со всех сторон самые разные данные, но при этом никогда и ничего не забывает, хотя и не обеспечивает надежную сохранность.

Вслед за такими традиционными средствами хранения информации, как письменность, книгопечатание, фотография, кино– и аудионосители, человечество обзавелось новым «протезом» памяти в виде интернета, что драматическим образом изменило базовую структуру культуры. Виктор Майер-Шёнбергер охарактеризовал эту ситуацию точной сентенцией: «С начала человеческой культуры забвение являлось для нас правилом, а памятование – исключением. <…> С дальнейшим развитием цифровой техники забвение стало ныне исключением, а памятование – правилом»[144]. Лучиано Флориди выразил ту же мысль немного иначе: «В гиперистории (в эру информационных и коммуникационных технологий. – А. А.) сохранение является стандартной опцией. Проблемой оказывается вопрос о том, что стирается»[145].

До сих пор памятование оценивалось преимущественно положительно. Помнить считалось необходимым ради сопричастности к социальной группе и желания продолжить жизнь в памяти социальной группы. Damnatio memoriae – забвение имени (как это произошло с Хансом-Робертом Яуссом) является суровой карой, особенно если вместе с этим уничтожается и творческое наследие. Впрочем, мы видели, что и забвение получало в культуре положительную оценку. Забвение необходимо, чтобы после поражения начать жизнь заново и чтобы после травматизирующих конфликтов приступить к созиданию нового совместного будущего. Чреватые продолжением конфликта разделяющие и отравляющие совместную жизнь воспоминания также следует забыть, чтобы бывшие враги смогли взаимодействовать и добрососедствовать. «Слабость памяти придает человеку силу», – говорил Бертольт Брехт. Редукция информации дает важный импульс для креативных инноваций, о чем свидетельствуют приведенные примеры Гёте и Ауэрбаха. Уже Ницше утверждал: кто слишком много знает – не способен действовать и одновременно утрачивает собственную идентичность. Образцом подобной нерешительности был для него Гамлет.

Знание является в информационном обществе основным и ценнейшим благом. В эпоху Больших данных ситуация меняется, ибо становится все очевиднее, что колоссальный прирост знаний не уменьшает незнание, а увеличивает его. Поэтому сегодня все больше специалистов разрабатывают все более целенаправленные стратегии, которые позволят справляться с лавиной информации. Именно эпоха Больших данных превратила незнание в научную дисциплину агнотологию, которая изучает разнообразные формы редукции, игнорирования, уничтожения, селекции, нейтрализации и иерархизации информации.

Но размышления Майер-Шёнбергера идут еще дальше. Он говорит не о культурной ценности памятования и забвения, а о ползучей культурной революции, которая меняет их местами. Это может привести к полному перевороту наших фундаментальных представлений о легкости забвения и о том, что памятование, напротив, требует значительных усилий и дается дорогой ценой. В ходе всей прежней истории человечества приходилось постоянно искать новые вспомогательные средства, чтобы обеспечить надежный перевод содержаний краткосрочной, оперативной памяти в долгосрочную культурную память.