Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

как чрезвычайно перспективное владение Французской республики. <...> Таково мое убеждение, но его не разделяет тот, кто командует. Я не хочу вмешиваться ни во что из того, что связано с этими переговорами. Я письменно изложил свое мнение в мемуаре, который представил главнокомандующему, но он мыслит иначе. <...> Не могу выразить свое огорчение. Я думаю лишь о благе моей страны; ей я отдаю все свои физические и моральные силы. Я могу ошибаться, но мои намерения чисты. Если по возвращении во Францию меня сочтут достойным служить Республике, я прошу вас вспомнить обо мне и верить в мое беспредельное усердие и преданность, которую ничто не могло поколебать»{842}.

Аналогичное по сути, но более короткое по форме послание было отправлено также ближайшему сподвижнику Бонапарта генералу Бертье{843}.

С прибытием в Египет Латур-Мобура, принесшего Восточной армии известие об установлении во Франции Консулата, Мену 28 февраля вновь обратился к Бонапарту, теперь уже как к Первому консулу, сделав это не просто в подчеркнуто уважительном, а, скорее, в униженно-подобострастном тоне:

«<...> Осуществите свое высокое предназначение, гражданин Консул, сделайте судьбу Франции счастливой: и такой же станет судьба всей вселенной.

Кто лучше вас умеет сражаться и побеждать? Докажите также, что никто лучше вас не умеет править свободными французскими республиканцами.

Если среди всех тех трудов, которыми вы заняты во имя того, чтобы дать мир Франции, а может быть, и всему миру, у вас найдется несколько мгновений досуга, вспомните об одном из тех людей, которых так часто преследует клевета и кто не имеет в жизни иной цели, кроме счастья своей страны и уважения Бонапарта.

P. S. Скажу здесь лишь слово о нашем положении: капитуляция, заключенная с г-ном Смитом и великим визирем, погрузила в глубокую печаль всех тех, кем движет любовь к чести и родине»{844}.

В тот же день Мену написал в столь же заискивающем тоне коллегам Бонапарта - консулам Ж. Ж. Р. Камбасересу и Ш. Ф. Лебрену, новоиспеченному зятю Бонапарта - Мюрату, секретарю Бонапарта - Ю. Б. Маре и новому военному министру, каковым стал всё тот же Бертье. Поздравив каждого с новым статусом и излив очередную порцию похвал гению Бонапарта, Мену известил всех высокопоставленных адресатов о своем решительном неприятии намерения Клебера вывести французскую армию с негостеприимных берегов Нила:

Камбасересу: «Ничего не скажу вам о Египте. Из официальных депеш вы узнаете о печальном результате этой великолепной экспедиции. Друзья чести и родины стенают».

Лебрену: «Египет, который французы под предводительством Бонапарта с такой славой завоевали, мог и должен был стать великолепным достоянием Французской республики: официальные депеши известят вас о печальном итоге. Не могу передать, сколь велика моя печаль».

Мюрату: «Я самый несчастный из людей. Вы нас оставили триумфаторами, а теперь вот подписана позорная капитуляция. Мы покидаем Египет, который должен был стать прекраснейшей из колоний Франции. Все, кому дорога честь и родина, возмущены».

Маре: «Что касается меня, дорогой Маре, то я глубоко несчастен из-за происходящих здесь событий. Египет мог стать великолепным достоянием Французской республики» и т. д.

Бертье: «Латур-Мобур высадился вчера в Абукире и сегодня уехал в Каир. Он был поражен, узнав о капитуляции, подписанной со Шмитом [Смитом] и великим визирем. Она погрузила меня в черную меланхолию, как и всех тех, кто любит честь и родину. Если бы я мог предвидеть такое гибельное развитие событий, я бы забился на дно трюма “Карьера” или “Мюирона”»{845}.

Впрочем, беспокоясь о своем будущем - о том времени, когда он, как полагал, вскоре вернется во Францию, Мену заботился и о настоящем: его фактическая изоляция в Розетте слишком бросалась в глаза, чтобы не вредить его репутации в армии. 14 марта 1800 г. он обратился с выспренным посланием к генералу Дама, прося сообщить, в какую из воинских частей он, Мену, мог бы поступить простым гренадером, ибо «принести какую-либо пользу своей стране и, если потребуется, умереть за Республику - это всё, на что может претендовать один из наиболее пылких и усердных ее защитников»{846}. Столь странная, если не сказать нелепая, просьба со стороны самого старшего как по возрасту, так и по сроку службы генерала Восточной армии свидетельствует о полном прекращении в указанный период какого бы то ни было общения между ним и Клебером. Вместо того чтобы напрямую обратиться к главнокомандующему в рабочем порядке, как это постоянно делали другие генералы, Мену, чтобы обратить на себя внимание, вынужден прибегать к подобного рода эскападе.