– И чем бы это кончилось? Однажды поддавшись на шантаж, ты обречен на всю жизнь. Мы с Франклином запачкали руки в этой сделке с землей. У Дина были доказательства, что мы нарушили закон. А у нас не было доказательств, что он убил нашу дочь. – Вздох Эстер был полон невыразимой усталости. Она десятилетиями пыталась разрушить ту же бетонную стену, о которую Андреа билась всего два дня. – Я говорила себе, что это слишком личная угроза, чтобы нарушать наши договоренности. Векслер нашел бы способ добраться до Джудит. А когда родилась Гвиневра, ставки стали еще выше.
Андреа взглянула на свое опухшее левое запястье.
– Вы знаете, что Дин делает с девушками на ферме?
– В течение многих лет я предпочитала не знать. Эмили называла это
Андреа не хотела показаться нетактичной, но потом подумала об Элис Полсен и Стар Бонэр.
– Мэм, мне кажется, вы знаете слишком много подробностей для человека, который утверждает, что никогда не вникал в подробности.
Взгляд Эстер остановился на муже. Его дыхание стало хриплым. Паузы между вдохами были все длиннее.
– После инсульта Франклин перестал выполнять роль посредника. Векслер пришел ко мне лично. Я сказала ему, что умываю руки. Я знала, что рак неоперабельный. Я хотела провести то немногое время, что мне осталось, с Джудит и Гвиневрой.
Андреа видела, как Дин Векслер поступает с женщинами, которые противостоят ему.
– Что он сделал?
– К нам домой пришло письмо на имя Гвиневры. – Рука Эстер снова потянулась к шее. Она взялась за свой золотой крестик. – Я узнала обратный адрес. Векслер прислал форму заявки для тех, кто хочет стать волонтером на ферме. В форму были заранее внесены данные Гвиневры и наш адрес.
– Это все? – спросила Андреа. Она не поверила, что Дин Векслер может действовать так тонко.
– Еще в конверте были фотографии Гвиневры. Кто-то следил за ней по дороге от школы до дома. Одна из фотографий была сделана через открытые шторы ее спальни.
Андреа услышала отчаяние в ее голосе.
– И что вы сделали?
– Я снова запаниковала, – призналась Эстер. – Первый раз меня ничему не научил. Вместо того чтобы наконец во всеуслышание сказать правду, я стала манипулировать системой. Все было, как вы сказали. Я сама написала эти угрозы. Я знала, что Департамент безопасности судебных органов предоставит мне охрану.
Андреа мягко поправила ее рассказ, потому что судья не упомянула, что отказалась от первых предложений приставить к ней охрану.
– Вы хотели Байбла.
– Леонард – хороший человек, – сказала Эстер. – Я слишком долго в своей жизни боялась плохих людей. Своего мужа. Векслера. Моих собственных людей. Я всегда жила в страхе что-то потерять – всегда именно потери. Эмили видела мой страх и называла его трусостью. Конечно, она была права. Я не питаю иллюзий по поводу того, что на том свете мне не придется страдать за грехи. Я лишь хотела провести короткий остаток своей жизни с теми, кто меня любит.
– А когда вас не станет? – спросила Андреа, потому что у судьи явно был план.
Эстер покачала головой, но сказала:
– Я должна извиниться за то, что недооценивала вас. Леонард сказал мне, что в вас есть искра гениальности.
Андреа не приняла комплимент. Слишком много женщин сейчас страдали от рук Дина Векслера.
– Судья, что у вас в чемодане?
26 ноября, 1981
Эмили села за стол рядом с бабушкой. Они чистили тыквенные семечки для ежегодного сбора Вонов в честь Дня благодарения, хотя в этом году вместо пятидесяти человек, пьющих коктейли в парадной гостиной, и еще двадцати, собравшихся в гостевой комнате перед телевизором, чтобы посмотреть футбол, на празднике будет всего четыре человека. Причем один из них вряд ли будет до конца понимать, кто его окружает.
Бабушка сказала Эмили:
– Мой отец научил меня, как это делать. Он любил тыквенные семечки.
– Каким он был? – спросила Эмили, хотя уже и сама могла рассказать эту историю.
– Ну, он был не очень высоким. – Бабушка начала с описания волос своего отца: они были мягкими и тонкими – к его большому разочарованию, потому что он хотел прическу, как у Кларка Гейбла. Когда она перешла к его любви к галантерее, Эмили позволила себе выключиться. Она смотрела, как двигаются ее руки, очищая семечки от шелухи. Эстер уже подсушила их в духовке. Большинство людей лущили их по одной, как арахис, но бабушка всегда настаивала, что лучше сделать всю работу сразу, чтобы потом насладиться в полной мере. Они почти заполнили миску.
– Папа говорил, что нужно делать вот так. – Бабушка показала ей, как аккуратно надавить на семечко, пока скорлупа не треснет. Внутри была зеленая мякоть. – Но пока их нельзя есть. Нужно складывать все в миску.
– Хорошая идея, – согласилась Эмили. Она потянулась за еще одной горстью семечек, но резкий спазм в спине заставил ее громко вскрикнуть. Она удержалась от того, чтобы сложиться пополам, и вместо этого откинулась на стуле, чтобы растянуть мышцы.
– О, – забеспокоилась бабушка. – Ты в порядке, милая?