Но главное — в трагедии участвовал мальчик, возможный претендент на троянский престол, которого похищают греческие цари, чтобы избавиться от его возможной в будущем мести. Нельзя было не вспомнить, что такой мальчик существовал и в России — свергнутый Елизаветой император Иван Антонович, Иоанн VI, скитавшийся вместе с родителями по далеким монастырям и тюрьмам. Сопоставления такого рода были неуместны.
Пьесы академических профессоров не изменили тон кадетского театра. Елизавета приказала поискать других актеров, в надежде, что с ними придет и новый репертуар.
Труппа придворных служителей показала императрице свое искусство, но одобрения не получила. Тем временем стало известно, что в городе Ярославле купеческий сын Федор Волков с товарищами ставит спектакли, которые от зрителей очень похваляются.
В начале января 1752 года был подписан указ о вызове ярославских комедиантов в Петербург, и за ними с великим поспешением выехал гвардейский офицер.
Сумароков неодобрительно отнесся к этой затее. Он подозревал тут происки своих врагов и завистников. Их набиралось достаточно. Славу кадетский театр получил немалую, и Сумароков связывал ее со своим талантом. Он писал пьесы, учил актеров, и спектакли теперь не уступали тем, что играли иностранные гастролеры.
Правда, кадеты кончали корпус, уезжали служить, это народ для театра временный. Но есть придворные певчие. Если с ними заняться, выйдут заправские актеры. Зачем же нужны молодцы из ярославской провинции?
Между тем Федор Волков с братией прибыл в Петербург.
Сумароков узнал, что он из купцов, владел серным и купоросным заводами, но торговлю бросил, ибо всей душой пристрастился к театру. Живал в Москве, когда учился, видывал итальянские спектакли и пьесы, что разыгрывали в частных домах любители из простого люда — типографские рабочие, бывшие семинаристы, подьячие — на святках и масленице. И сцена его увлекла.
Ярославцы сначала в помещении немецкой труппы на Большой Морской показали трагедию Сумарокова «Хорев». Автор остался доволен выбором пьесы, но игру осудил: она была природной, без школы, без умения важно и напевно произносить стихи.
Потом приезжих комедиантов пригласили во дворец. В великий пост светские пьесы играть было нельзя, и Волков поставил церковную — «О покаянии грешного человека».
Актеры перепугались, выступая перед императрицей, повесть о кающемся грешнике показалась длинной и скучной. Спектакль не понравился, и ярославцев приказали отправить домой.
Сумароков был отчасти рад этой неудаче, но похлопотал о том, чтобы отпускать не всех провинциальных комедиантов. Были оставлены Федор Волков, его брат Григорий, Иван Дмитревский, Яков Шумский и Алексей Попов. Одних раньше, других позже определили в Шляхетный корпус — образовать ум, навести петербургский блеск. Туда же зачислили и семерых придворных певчих.
Не сразу строилась Москва. Сумароков исподволь набирал и готовил будущих российских актеров.
Глава VI
Продолжение спектакля
Жениться хорошо, да много и досады,
Екатерина Алексеевна очень внимательно присматривалась к людям. Она старалась искать сочувствия. Камергер молодого двора Сергей Салтыков стал ее ближайшим другом. Екатерина полюбила и перестала тяготиться соседством неприятного мужа. Петр Федорович кое-что замечал, но больше помалкивал. Императрица требовала наследника, а он знал, что помочь тут не может.
Имя Сумарокова приобретало известность. Екатерина бывала в кадетском театре и думала, что образ мыслей автора трагедий ей открылся. Она не считала поэтов серьезными людьми, но и от них желала иметь пользу. Сумароков служил у Разумовского и тем более мог пригодиться.
На одном из придворных маскарадов Екатерина в перерыве между танцами подошла к Сумарокову.
Расшитый золотом кафтан и панталоны с чулками составляли ее костюм, голову покрывал пудреный парик, под которым прятались длинные косы. Маскарад был превращенным, какие нравилось устраивать Елизавете Петровне. Для них кавалеры переодевались в женское платье, а дамы — в мужское. Говорили, что императрица любит такую забаву потому, что не боится показать свои стройные ноги и не ожидает увидеть в дворцовой зале соперницу.
Сумароков был редким гостем на балах. Корпусные уроки менуэта давно забылись, танцы он презирал, но обязанности службы требовали иногда, чтобы он сопровождал Разумовского.
Фаворит играл в карты, благодушно посматривая на окружающих. Дежурный адъютант, стоя за его стулом, держал в руках кожаный кошелек с червонцами.
— Господин Сумароков, — сказала Екатерина, — улыбаясь, — я вижу, вы скучаете. Я тоже. Почему бы нам не поскучать вместе?
Она потянула Сумарокова за рукав к нише окна, скрытого шелковой гардиной, колыхавшейся от ветра. Небрежно прилаженная рама пропускала осенний холод.
— Ваше высочество, я чту за честь, — бормотал Сумароков, по приглашению Екатерины усаживаясь рядом с нею.