Забытое убийство

Невесели очень тепло отзывался о своем друге, сожалел, что даже в конце такой короткой жизни некому было поддержать и согреть эту активную, но очень одинокую душу: «У нашего Тони никогда не было настоящих врагов, но и близких друзей не было тоже»[240]. По его словам, Ренк отличался повышенной чувствительностью. Он прекрасно учился, быстро осваивал все предметы, но однажды профессор Энгельберт Виндер, которому не нравилось мироощущение Ренка, бросил ему: «Глупый мальчишка!». Антон покраснел и ушел в слезах, не сказав ни слова. Он не мог забыть слова профессора, и, посоветовавшись с товарищами, пришел с ним объясниться.

В конце 1990-х годов (1897–98) Антон Ренк преподавал в высшей женской школе города Боцена (Больцано). Но демагогическое общение с большими группами людей, не являвшихся его единомышленниками, было для него в тягость, и с 1898 года он перешел на литературный труд.

Адольф Пихлер обратил внимание на задумчивого молодого поэта, имея на то и свои личные причины. Легендарные люди смотрят профилем с медали, но порой бывают очень одиноки. У Пихлера была семья, но от нее к началу 1990-х годов ничего не осталось. В 1857 году, почти сорокалетним, он женился на дочери торговца картинами, но брак с Жозефиной Гросс счастливым не был. Писатель жил один, а с членами своей семьи, жившими в других городах, только обменивался письмами. Его первая дочь умерла в младенчестве, в 1888 году умерла его жена, а в 1893 году вдали от дома, в другом городе, ушел из жизни тридцатитрехлетний сын, о котором говорили, что он покончил с собой на почве душевной болезни. Последняя оставшаяся в живых дочь писателя Матильда навещала его и помогала в издании его сочинений. Но Пихлеру хотелось иметь рядом кого-то, кто мог стать ему сыном, товарищем и преемником.

Ренк не имел родителей и тоже был одинок. Стареющий рыцарь Тироля полюбил этого юного грустного поэта, правнука майора Валльнера, – человека, который стоял плечом к плечу с Хофером. Валльнера его правнук Тони никогда не видел, и Пихлер понял, что печаль Ренка связана именно с этим. Ренку хотелось понять своего прадеда, увидеть, каким он был на самом деле. Тони пришел в галерею героев искать своего предка, а нашел только картину Дефреггера на грубом холсте. Картина не заменит жизнь.

Поездку в Италию Пихлер задумал во многом из-за Антона, чтобы отвлечь его от грустных мыслей. Пихлер не жаловал итальянцев, но восхищался Италией, как все поэты, и знал итальянский язык. Он думал, что эта поездка впечатлит Ренка. А тот, оторвавшись от дома, вновь начал тосковать, как будто его связывала с Тиролем невидимая пуповина.

Характерная для тирольцев ностальгия отразилась в поэтическом цикле «Италия». В его стихотворениях чужая страна предстает великим, но мертвым городом прошлого, в котором нет места человеку:

Не влечет меня мрамор дворцов и гробниц,
Даже море устало и стало незримо.
Эти древние призраки множеством лиц,
Как во сне, мне явились под стенами Рима.
Не влекут меня розы в тенистых садах
И забытые храмы в руинах мозолей.
Я, наверное, все бы сейчас вдруг отдал,
Чтоб однажды проснуться в немецком Тироле[241]

.

* * *

Приблизив к себе Ренка, Адольф Пихлер совершил роковую ошибку: он был выдающимся человеком, но отнюдь не богом, и со своим возрастом ничего уже поделать не мог. Профессор обладал ясным и проницательным умом до самой своей смерти, однако старел, дряхлел и уходил, а Ренку опять предстояло потерять близкого человека, в котором он уже начал видеть утраченного прадедушку.

После смерти Пихлера совсем еще молодой Ренк начинает стремительно сдавать и стареть на глазах: на фотографиях начала века он выглядит не тридцатилетним мужчиной в расцвете сил, а почти стариком – ранние морщины, усталое лицо, погасший взгляд. В сущности, его смерть была предрешена и неизбежна.

Ренк оставил многочисленные сочинения – стихи, новеллы, драмы, статьи, лекции. Он писал о Тироле, Германии, Италии, о любви, о судьбе и о смерти. Последние ему особенно удавались. Ренку не было равных в сочинении эпитафий и панегириков. В память автора кантат Германа Гильма[242] он тоже сочинил стихотворную кантату, которая заканчивалась словами:

И если б люди песен не имели,
То птицами могли бы стать они,
И Гильма в эти горестные дни
Хоть звуком или просто звонкой трелью
Они бы проводили по весне —
Нельзя писателя покоить в тишине[243]

.

Но с ним самим случилось именно то, от чего он предостерегал в этой стихотворной кантате.