Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции

Джордж Фишер, как и Гольцман, восхищался военными свершениями СССР, хотя и зашел гораздо дальше, отделив советский режим от советского народа. В своих мемуарах, написанных в 2000 году, Фишер вспоминал полтавские переживания как борьбу между старой любовью и старой ненавистью. Он любил страну, которую называл Россией, и ненавидел Сталина и его политику. “В своей работе я не сомневался, на чьей я стороне. Я ненавидел кремлевское зло; эта ненависть не позволяла мне колебаться”, – писал Фишер. Он умер в 2005 году, сохранив верность левым убеждениям и оставшись непреклонным противником сталинизма⁷.

* * *

Почему почти все американцы, проведшие на базах много времени или занимавшие достаточно высокие должности, чтобы иметь постоянные контакты с советскими властями, в 1945 году покинули Советский Союз с горькой обидой на принимающую сторону? В целом факторы, способствовавшие изменению настроения, не были напрямую связаны с идеологическими различиями или противоположными геостратегическими планами двух государств. В конце концов, геополитические цели военного времени – поражение Германии и Японии – разделяли оба союзника, и многие американцы симпатизировали социализму в широком смысле. Решающими в отчуждении сторон оказались различия в политической культуре.

Одним из примеров таких различий стало обращение советской стороны с военнопленными как с предателями и преступниками, а также отказ разрешить американцам в Восточной Европе помочь соотечественникам, освобожденным из немецких концлагерей, вернуться домой через полтавские базы. Такое отношение вызвало гнев даже президента Рузвельта. Это было самое яркое проявление позиции советских властей, гражданских и военных, которая ужасала американцев. Для них не было долга выше, чем спасение своих военнопленных, которых считали героями, перенесших множество испытаний. Как уже отмечалось выше, советский режим считал красноармейцев, попавших в плен, в худшем случае предателями, а в лучшем – гражданами “второго сорта”, не заслужившими такой же еды и такого же обращения, как те, кто служил в армейских рядах; их даже можно было безнаказанно грабить.

Еще важнее был вопрос отношений. Американцев возмущало то, с каким усердием особисты стремились разорвать личные связи американцев с советскими сослуживцами и травили девушек, встречавшихся с американцами. Конечно, для американцев такое не было в новинку: и в Великобритании, и в освобожденной Франции местные негодовали, видя, как их женщины встречаются с более состоятельными американскими военными. Но на Полтавщине с женщинами, замеченных в отношениях с американцами, жестоко обращались – режим это поощрял, органы госбезопасности возглавляли и направляли эти проявления жестокости. Американцам казалось, что местные жители их приветствуют, а власти – нет. Они словно высадились в стране, оккупированной иностранным режимом, который действовал вопреки желаниям населения.

Так, американцы стали сочувствовать местным жителям (в Полтаве – украинцам, во Львове – полякам) и возмущаться советскими властями, которых называли русскими. Местные в большинстве своем приветствовали американцев и надеялись, что они освободят их от советской власти (как многие надеялись во Львове) либо сделают более либеральной советскую политическую систему (как рассчитывали некоторые в Полтавской области). Женщины, которые встречались с американцами, по-своему сопротивлялись режиму: некоторые происходили из семей, пострадавших от советских властей во время войны, другие за связь с немцами оказались в “черных списках” чекистов. А помимо романтических или материальных соображений, украинки, желавшие выйти замуж за своих американских возлюбленных, мечтали уехать в Соединенные Штаты – страну, которую советские власти считали империалистическим врагом.

Советские командиры, политические руководители, контрразведчики и чекисты видели в американцах не союзников, а потенциальных шпионов и агентов капиталистического влияния. Чрезвычайно уязвимые в экономическом, а зачастую и в культурном плане, Советы очень гордились недавними победами Красной армии, противопоставляя их куда более скромным достижениям союзников в Западной Европе. Советское военно-политическое руководство индоктринировало местное начальство и население именно в таком духе, так или иначе вынуждая их шпионить за американскими знакомыми. Американцы знали об этом и объясняли большую часть трудностей в отношениях с советской стороной действиями отдельных лиц или режима в целом, но не всего народа.

Американцы, за редчайшими исключениями, отвергали ключевые элементы советской политической культуры: культ вождя, режим партийной пропаганды, призванной насаждать официально одобренные взгляды, полицейское государство с его постоянным надзором, запугиванием и ограничением личной свободы. После полтавских впечатлений и общения с советскими властями американцы почти как один отвергли и советскую политическую культуру, и саму советскую власть.

* * *