Забытые пьесы 1920-1930-х годов

ВАРЬКА. А ты почем знаешь?

ПРУТКИС. Как почем? А может быть, я даже видел… (Смеется.)

ВАРЬКА. Что видел? Что?

ПРУТКИС. А хотя бы… как они целовались.

ВАРЬКА (опускаясь). Не может быть!

ПРУТКИС. Тебе проучить его надо. Обязательно ты должна на него в Контрольную комиссию. Там вставят ему удила…

ВАРЬКА (ничего не замечая). Как же так? Неужели у него никакой жалости?

ПРУТКИС. Эх, Варечка, так же и я могу тебе сказать. Неужели у тебя тоже ко мне никакой жалости? Я все надеюсь, Варечка. Или к чему тогда жить?

ВАРЬКА. Как, к чему? Не в любви же только жизнь?

ПРУТКИС. А если в ней только? Все родится, чтобы процвести, дать плод и умереть. Но где же мой цвет и плод? Разве я виноват, что я урод, а Мишка красивый? Чувства-то ведь у нас одинаковые, одинаковые! Почему же ему все, а мне ничего? Какое же это равенство, если я люблю тебя, а ты другого, а другой третью? Сплошное мучение… Эх… видишь, незачем жить. И так больно. Я повешусь, честное слово, повешусь. Конечно, глупо даже рассчитывать на твои чувства.

ВАРЬКА. А знаешь, что я тебе скажу? Не разводи, брат, демагогии.

МУХОДОЕВ (являясь с бокалом). А, Варечка… (К Пруткису.) Извиняюсь, мне кое-что сказать Варечке.

ПРУТКИС, хмурясь, отходит, потом ехидно выходит.

Может быть, передумали, Варечка, в последний раз? И у частника Муходоева будет это последним аккордом. Или вы, может быть, думаете, что частник Муходоев не человек даже? Но тогда пусть кто другой развернет грудь и покажет, что он больше страдает. О… вам смешно, что у Муходоева тут не грудь, а рана сплошная и море слез, оттого что жить нечем, поверьте совести. К чему теперь капитал? Когда у жизни, извините за выражение, интерес выхолощен… Одним словом, не жизнь, а черт-те что. Пересадка желез социализма. Кроме партийности — ничего. Вот мне и хочется хоть кусочек самоутешения. И вам польза. Обоюдный марксизм. Купили бы мы себе квартирку. Только вместо ковров всяких и цветов мне чтоб была ваша головка в красном платочке, и все было бы как в ячейке. И я бы к вам приходил, как секретарь, без всяких шуров-муров, поверьте слову. А вы бы пришли это с собрания, и я бы вам: «А знаешь, Чемберлен^{275} так-то и так-то, а мы должны так-то и эдак-то». Хорошо! Выходило бы, что я вроде как через вас тоже бы управлял в партии… (Смеется.)

ВАРЬКА. Убирайтесь-ка вы ко всем, поняли?

МУХОДОЕВ. Понял. Точка. Кончено. Аккорд прозвучал, как говорят ученые. Решено и подписано. Был Муходоев и нет Муходоева, конец…

Бросает бокал, быстро выходит.

МИШКА (заглядывая). Ты одна? А мне сказали, что ты тут кое с кем…

ВАРЬКА. Я-то ни с кем, а ты-то тут с кем? Нам, выходит, нельзя пудриться, и к нам можно ходить по необходимости, а к напудренным по влечению… И за напудренными вы ухаживаете, а с нами вам сойтись, все равно что щей похлебать. Эх, ты… лучше, значит, не та, которая в партии, а у которой рожа смазливая?

МИША. Что ж, бывает и так. Иная хороший товарищ, а целоваться с ней не хотят. Не рационально.

ВАРЬКА. Что? Как же это так? Выходит, чувства наши — такая же стихия, как тысячу лет назад.

МИША. Хуже. Вся контрреволюция теперь в быт сползлась. Особенно в эту любовь дурацкую. А бороться приходится в одиночку. Жуткая штука. Понимаешь? (Оглядывается, тише.) Мне уж кажется… а что если, пока настанет международная революция, сюртучки и галстуки нас разложат? [И выйдет: мы победим и кончимся, а они останутся… (Еще тише, в страхе.) Или это откуда-то во мне оппозиция, а? Я уж боюсь… очень нерационально.

ВАРЬКА. Что же ты раньше мне этого не говорил? А когда до дела дошло, ты в оппозицию полез. Эх, ты… как обидно, досадно…] кричать хочется… бить все, и себя, себя… Я оказываюсь такая дура… Поверила тебе. А теперь ты сюда ходишь.

МИША. Я тут по делу.

ВАРЬКА. Как, по делу?

МИША. Очень просто. Отец тут…

ВАРЬКА. Ну?

МИША. Ну, вот и ну…

ВАРЬКА. А тебе что?

МИША. Как, что? Мать узнает — мучиться будет. Да и сам он обалдел, старый, новорожденным ходит. Вот я думал, думал и придумал, понимаешь, очень. Подстроить так, что будто бы я тут. Не станет же он, старый хрен, отбивать у сына, а? Здорово?

ВАРЬКА. Так, так. Ври больше. Втирай очки. И старуху-мать даже приплел. Только я больше не дура. Выходит, ты целуешься тут тоже по делу? Я все знаю. Мне говорили и видели, что ты тут целуешься. Только тебе это так не пройдет.

МИША. А что же ты, кислотой обливать будешь или стрелять?

ВАРЬКА. А ты этим бы отделаться хотел? Нет, я в ячейку, все выложу и объясню. Там не допустят, чтобы товарищ, молодой еще, дурной, и по неопытности был в расплате, а другой бы в это время с новой наслаждался. Дрянь ты, сволочь!

МИША. Совсем ты сдурела!

ВАРЬКА. Сам ты сдурел! Хуже всякого частника ты. Никакой ты не комсомолец…